Я наблюдаю за тем, как она так легко подружилась с моими друзьями. Я наблюдаю за тем, как она снова надевает каблуки, чтобы через две минуты сбросить их на моей кухне. Я смотрю как она танцует, пьет, играет в игры, и я смотрю как она, блять, смеется. Черт, как же прекрасна, когда смеется — голова откинута назад, глаза закрыты, молочная кожа краснеет, а распущенные локоны каскадом спадают по спине.

Я потираю грудь, пытаясь избавиться от стягивающего ее напряжения, когда один из моих товарищей по команде касается ее поясницы, и наклоняется, чтобы прошептать ей что-то на ухо. Вся эта ревность, которую я испытываю сегодня, выбивает меня из колеи — я не знаю, как с ней справиться.

Но Оливия ловит мой взгляд, улыбается, когда отходит от него в сторону, и я понимаю — невозможно не ревновать, когда дело касается её.

Потому что я могу постараться, быть лучше ради для Оливии. Я хочу сделать это для Оливии.

Быть может, поэтому меня охватывает дикая радость, когда Райан Сикрест говорит нам, что до полуночи осталось всего две минуты, хоть я и проиграл наше пари.

Быть может, поэтому мое лицо расплывается в улыбке, когда я отхожу от своего места у стены, поймав дико встревоженный взгляд Оливии. Она смотрит на меня, потом на Кару, потом в коридор. Я вижу страх, вижу, как она крутится, подняв руки вверх, словно не знает, что делать. Она начинает идти в сторону коридора, но Кара хватает ее за руку и одергивает назад.

Шоколадные глаза Оливии останавливаются на мне.

И вдруг оказывается, что до полуночи осталось всего тридцать секунд.

И я начинаю двигаться.

А она все еще в шоке, ноги замерли на месте, глаза — огромные блюдца, которые становятся только круглее с каждым моим шагом, который съедает расстояние между нами.

Пятнадцать секунд.

— Картер, — шепчет Оливия, ее пальцы ползут по моим запястьям, когда я беру ее лицо в свои руки. — Что ты… что ты делаешь? — ее глаза скачут между моими, полные губы раскрываются, чтобы позволить ее языку высунуться, провести по ним, готовясь, потому что она точно знает, что я собираюсь сделать.

Десять.

— Я… Картер, я…

— Расслабься, Олли, — я провожу пальцами по ее мягким локонам, и когда я сжимаю рукой ее челюсть, клянусь, я слышу, как колотится ее сердце.

Пять.

Мой большой палец проводит по ее нижней губе. Ее глаза мерцают.

— Можно?

Четыре.

Три.

Два.

Один.

— Да.

ГЛАВА 12

— Я ВЫЙГРАЛ, ПЛАТИ — ГАРРЕТТ

Часть меня считает, что в момент, когда наши губы впервые, наконец, соприкасаются, ничего не происходит. Часть меня считает, что все как всегда — ни искры, ни страсти нет. Часть меня считает, что в животе что-то замирает, словно на дно с бешеной скоростью опускается якорь, ведь я возвращаюсь к мысли — любви, как у моих родителей не существует, и мне такой никогда не найти. Часть меня считает, что ее это устраивает, как и все предыдущие годы жизни.

Часть меня хочет сказать, что так все и происходит.

Но это не так. Я не могу этого сказать.

Потому что мое тело оживает, когда я притягиваю Оливию к себе, ее руки скользят по моим рукам, плечам, а пальцы погружаются в мои волосы, когда наши губы, наконец-то блять, соприкасаются. Мой мир взрывается красками, мои руки на ее лице вдруг начинают дрожать от возбуждения и нужды. Я хочу большего. Мне нужно больше. Я не понимаю, как насытиться этим, ею, нами. Она — наркотик, на который я подсел с первой же дозы.

Ее губы со вздохом приоткрываются. Сладкий аромат ванили и шоколада умоляет мой язык дотянуться и попробовать ее на вкус.

И я это делаю. Мы сталкиваемся в горячем, мокром прикосновении, которое вызывает из меня стон, и я погружаюсь в ощущения, в ее огонь, который подталкивает меня к черте, после которой нельзя будет отступить назад.