Мое темное желание - Л. Шэн, Паркер Хантингтон

Мы с папой ехали на заднем сиденье его "Бентли" Flying Spur, и наш водитель то и дело отклонялся от полосы движения, отчаянно пытаясь обогнать плотный поток машин. Бесконечная череда гудков наполняла мои уши.

Над нами нависало небо — буря преследовала нас от аукционного дома. Радио играло "Bookends" Саймона и Гарфункеля слишком громко, чтобы я мог слышать собственные мысли.

Я чувствовал, как папин взгляд приклеился к моему затылку, пока я дул горячим воздухом на окно машины и рисовал меч на морозе.

Он вздохнул.

— Тебе бы не помешало хобби.

— Хобби не бывают полезными. На то они и хобби. — Я нарисовал пальцы, скрюченные вокруг меча, и кровь, капающую с кончика. — Кроме того, у меня есть хобби.

Спереди наш водитель фыркнул, включив левый сигнал.

— У тебя есть таланты, — поправил папа. — Если у тебя что-то получается, это не значит, что тебе это нравится. И сидеть все лето в ожидании возвращения лучшего друга — это не хобби.

Глупый Ромео Коста.

Он просто взял и ушел в один прекрасный день. Даже не попрощался. Сначала в Италию в начальной школе. А теперь в какой-то скучный летний лагерь, в который его заставил поехать отец.

Он вернулся из Европы полным бездельником. Я наполовину ожидал, что на этот раз он вернется с вырезанным куском мозга.

Я подмигнул папе.

— Почему я должен получать удовольствие от того, что делаю?

Мягкая улыбка скривила его губы по краям.

Он был огромным.

А может, он просто казался огромным, потому что я еще не до конца встал. Но он заполнил своим телом все заднее сиденье.

Своим присутствием.

Его ониксовые волосы и смешливые морщинки по бокам глаз. И шрамом на лбу, который он получил, когда сопровождал скаутов.

Папа попытался схватить меня, и в последний момент он успел это сделать, ударившись о лежак и разбив себе лоб.

Папа погладил меня по виску согнутой костяшкой пальца.

— Потому что если ты не ценишь дорогу, как ты сможешь насладиться местом назначения?

— Разве цель жизни — не смерть? — Я пригвоздил его взглядом, чтобы не видеть, как мое искусство испаряется от конденсата на окне.

Он рассмеялся.

— Ты слишком умен для своего же блага.

— Это не "нет", — пробормотал я, потянувшись закрыть уши, чтобы не слышать гудки машин и стук дождя.

— Цель — семья. Любовь. Место в мире, которое можно назвать своим.

Я смахнул маленькую веточку со своих кроссовок.

— У тебя много мест.

— Да, но только одно из них — мой дом. И это место, где ты и твоя мать.

Я изучал его, наморщив лоб.

— Что мы сделали, чтобы ты был так счастлив?

— Ты существуешь, дурачок. Этого достаточно.

Я растянулся на своем сиденье, постукивая пальцами по колену, скучая до предела.

— Если мы делаем тебя таким счастливым, почему ты всегда покупаешь вещи, чтобы чувствовать себя хорошо?

— Искусство — это не вещи. — Он положил свою руку на мою, чтобы я перестал стучать по колену. — Это душа человека, вложенная в материал. Души бесценны, Зак. Постарайся защитить свою любым способом.

Я придвинулся к нему ближе, заглядывая в бархатный саквояж между нами.

— Могу я взглянуть на него?

— Не раньше твоего дня рождения.

— Это мое?

— Не для того, чтобы носить с собой. Это опасно.

— Еще лучше. — Я потер руки, обратив внимание на резную шкатулку, лежащую между его ладонями. — Как насчет этой?

Мы только что забрали трофеи папиной войны на антикварном аукционе.

Точнее, папа забрал.

Я сидел в машине и разгадывал кубик Рубика, не удосужившись взглянуть на него, пока он мучился с проверкой документов.

Искусство никогда не интересовало меня.

Отец провел последние двенадцать лет, вдалбливая в меня свою мудрость, надеясь, что его одержимость проникнет в мой череп.

Не повезло.