Трэвис - Миа Шеридан

— Признаюсь. Когда-то давно это было правдой. Мне было одиннадцать, и однажды я пошла домой из школы по другому маршруту, который вел меня мимо корейского продуктового магазина. Там был прилавок с дынями. Конечно, я видела дыни по телевизору, но мы никогда их не ели. Я задержалась у этого прилавка. Мне хотелось одну. — Я вспомнила тот момент желания. Как это было яростно внутри. Может быть, я просто хотела быть другой, жить жизнью, которая мне не была дана, хотя бы на короткое время. Достаточно долго, чтобы съесть дыню. — Я хотела попробовать дыню, хотя бы один раз, — сказала я, опустив остальное.

Я почувствовала взгляд Трэвиса на своем лице и посмотрела на него. Его выражение лица было озадаченным, и еще там было что-то, но я не знала его достаточно хорошо, чтобы назвать, что именно.

— Значит, ты ее украла, — сказал он.

— Да. И меня сразу же поймали.

— О, нет.

Мои губы дрогнули, и даже я услышала нежность в своем голосе, когда сказала:

— Мистер Ким, владелец магазина, кричал и ругался. Я изо всех сил старалась не заплакать, но меня трясло, я была так напугана. Он провел меня через квартал вверх по улице к двери, и женщина, ростом всего четыре с половиной фута, ответила, и он сказал: «Вот, эта маленькая воровка пыталась украсть одну из наших дынь. Разберись с ней». — Я снова мягко улыбнулась. — Она повела меня на крышу своего здания, и она не выглядела сумасшедшей, так что я последовала за ней. И там у нее был такой сад! Все эти идеально организованные растения и цветы в деревянных ящиках, покрывающие каждый квадратный сантиметр крыши. Это было удивительно. Я никогда не видела ничего столь прекрасного. Она сказала мне, что если я проведу следующий час, выкапывая картошку из земли, я отработаю свой долг, и она отправит меня домой с дыней.

— Это было мило, — сказал он.

— Да. Да, она была доброй. И она, и ее муж. — Я прочистила горло, когда последнее слово моего заявления вышло нечетким от эмоций.

— Что с ними случилось? — спросил Трэвис.

Я глубоко вздохнула, удивленная тем, что мне все еще больно говорить о Кимах, что шрам, который оставила после себя их потеря, все еще иногда тянет.

— Мистер Ким умер от сердечного приступа, когда я училась в средней школе, а миссис Ким вернулась в Южную Корею, где у нее была семья. Я посылаю ей открытки.

— Но у нее нет постоянного адреса, по которому она могла бы писать тебе, — сказал он.

Я не смотрела на него.

— Нет. Пока нет.

— Сколько тебе было лет, когда она уехала?

— Шестнадцать.

— А сад?

Я сделала паузу.

— Хозяин дома разрешил ему остаться, даже после того, как Кимы уехали. Я пересадила несколько растений в горшки и привезла их домой. И я пыталась сохранить сад, но на уход за садом необходимо много времени, сил и денег, и я… ну, он погиб. Сначала это было медленно, и у меня была надежда, но потом… потом, в один день, он, казалось, увял, весь сразу.

— А те, которые ты принесла домой? — спросил он, его тон был мягким.

Я сделала паузу, острая боль пронзила меня.

— Ну, они тоже в конце концов погибли. — Позже.

— Мне жаль, — сказал он, и сочувствие в его голосе было настолько явным, что у меня в горле образовался комок.

Я изобразила, как надеялась, светлую улыбку и пожала плечами.