В открытые окна ворвался холодный ветер, и капли дождя застучали по крыше веранды. Жорж закрыл окно, встал из удобного, накрытого шерстяным пледом кресла и прошел на кухню. От воспоминаний и читки дурацких, как он считал, советских газет настроение окончательно испортилось. Жорж посмотрел за окно — дождь припустил сильнее. Как некстати! Надо ехать в центр на встречу с шефом. Важные дела закручиваются с этой перестройкой. Приступили к разработке важной операции «Репатрианты», руководителем которой был назначен Жорж. Группа людей из иммигрантов различных советских республик практически была собрана. Кондаков ухмыльнулся: «союз нерушимых» трещал по швам! И надо было вовремя успеть, так сказать, помочь. Особое внимание уделялось враждебно настроенным прибалтам, которые спали и видели, как отделиться от ненавистного «союза». Группа ярых националистов была уже готова для переправки в столицы Эстонии, Латвии и Литвы. Следом шла большая группа для отправки в Москву, Ленинград и Киев. Работы — непочатый край!

Заунывный дождь чуть-чуть затих. Кондаков, увидев просвет в туче, вышел из дома и поспешил на электричку.

19

Алла раскрыла дверцы шкафа и начала придирчиво перебирать свой гардероб. Она приложила к себе праздничную блузку в рюшках и придирчиво всмотрелась в зеркало. «Ну, нет! В этом наряде я похожа на старую кинодиву после премьеры… Брюки? Неплохо». Но тут же, вздохнув, отложила в сторону — к ним нужен оригинальный топ…

И подумав, что неплохо бы купить что-нибудь модное, закрыла платяной шкаф. Потом, посмотрев в окно, где сияло солнце, она сняла с вешалки свое любимое, на все случаи подходящее платье.

Приближалась суббота, и она с волнением думала о предстоящем свидании с Борисом Александровичем. Алла честно старалась подавить в себе нарастающее чувство счастливого возбуждения и внушала себе строгим внутренним голосом: встречусь на официальном уровне, не больше!

Но сердце стучало о другом: суббота, свобода, свидание…

Всю неделю Аллочка пыталась не думать о предстоящей встрече, но мысли все время возвращались в тот злополучный день, который так неожиданно преломился из душевной драмы в романтическое начало. Правда, тут она задумалась, с неизвестным концом.

Если бы ей кто-нибудь накануне сказал, что она увлечется человеком из той ужасной системы, от которой недавно сама еле ноги унесла и тряслась от страха целых двадцать лет, плюнула бы ему в глаза! Ну не сумасшедшая ли?

В пятницу вечером Алла сказала мужу, не глядя ему в лицо, — обманывать не умела и не любила, — что из Ленинграда приехала группа работников советского искусства, и она идет на вечер в качестве гостьи.

— Даниэль, если хочешь, пойдем вместе? — как можно беззаботнее предложила она, зная наверняка, что он не согласится. И действительно, Даниэль, испугавшись, что ему опять придется сидеть среди русских, не говорящих по-французски, пить водку — стопка за стопкой, после каждого тоста, а потом отлеживаться на следующий день с головной болью (так было всегда на всех встречах с русскими), отказался.

— Спасибо, шери, ты уж иди одна, — и он виновато отвел глаза. — Я договорился с Жераром сходить в автоклуб на выставку. — Потом, испугавшись, что жена обидится, скороговоркой добавил: — Обязательно сходи, шери! Я знаю, как это важно для тебя…

Алла, обрадовавшись такому сценарию, согласилась:

— Хорошо, дорогой, я схожу, только ненадолго. — Она виновато поцеловала мужа в щеку: — Прости, милый, голова болит, понимаешь, эта ужасная мигрень… спокойной ночи! — и пошла на свою половину.

Суббота! Свобода! Свидание!

20