К несчастью, мне в голову приходит событие из восьмого класса. В то время мы проходили модуль под названием «Наши тела, мы сами», и они наняли специального преподавателя для чтения лекций по подростковому возрасту и сексуальности. Мой тренер по физкультуре, уже злой тем, что её занятия были заменены, был раздражён глупостью презентаций. После того как специальный инструктор ушёл, он встал и сказал:

— Ну, это отстой. Девочки, суть в том, что, если вы достаточно взрослые, чтобы позволить мальчику засунуть в вас свой член, значит, вы достаточно взрослые, чтобы нести ответственность.

Передо мной висит образ его сурового, осуждающего лица.

— Идите на хуй, тренер Хоаг, — говорю я тихо. Я достаточно взрослая, чтобы брать на себя ответственность, но иногда это не так очевидно. Ребёнок — это не только ответственность. Младенец — это ребёнок, которому нужны любовь и смех. Что произойдёт, если папа не захочет участвовать в этом?

Я начинаю набирать сообщение Дениз, но затем удаляю его. Вместо этого я беру телефон и звоню ей. Сейчас около шести тридцати, так что всё не так уж и плохо.

— Ур-р-румпф, — зевает она, когда отвечает. — Подруга, пусть это будет что-то хорошее. Мне снился мокрый сон про Спенсера-Членсера, когда…

Я прервала её.

— Боже мой, — говорю я, и тогда всё, что я могу сказать, становится совершенно неуместным, потому что я плачу. Это уродливые, душераздирающие рыдания, и в них нет той очищающей силы, которую обычно приносят слезы радости. Если она спросит, почему я плачу, я этого не услышу. Всё, что я слышу, это звук моих надежд и мечтаний, которые рушатся, падают на землю и разлетаются на части. Я не могу формировать слова. Я не могу думать. Я ни черта не могу сделать.

— Подруга, — раздаётся панический голос Дениз. — Реджина! Ответь мне! В чем дело?

— Я… у меня задержка, — наконец выговариваю я между рыданиями. — У меня не было менструации уже два месяца, и я только сейчас это осознала.

Она делает паузу на мгновение.

— Хорошо, но ты ещё не знаешь наверняка, верно?

Я снова рыдаю.

— Он не хочет больше детей. Он категорически против большего.

Какое-то время она ничего не говорит, а потом произносит:

— Прямо сейчас тебе просто нужно сделать тест, Реджина. Твой мозг ходит по кругу, пытаясь придумать «а что, если», и это сводит с ума. Может быть, у тебя действительно простой сбой, но пока не узнаешь наверняка, нет смысла лезть на стены и корить себя.

Я немного всхлипываю на своём конце линии.

— Милая, послушай меня, — убедительно говорит она. — Давай не будем накручивать себя, пока не узнаем наверняка, ладно? Когда можно будет сделать тест на беременность?

Всё ещё всхлипывая, я отвечаю:

— Эм, я думаю, аптека откроется в семь.

— Хорошо, — успокаивающе говорит Дениз. — Это всего через пятнадцать минут. Когда аптека откроется, сделай тест и позвони мне, когда будешь знать результат. Если выйдешь сейчас, ты попадешь туда к открытию. Я обещаю тебе, всё будет хорошо. Звучит неплохо?

Я киваю и ещё немного всхлипываю в трубку.

— Это моя хорошая девочка, — успокаивает меня Дениз. — Теперь садись в машину. Мой компьютер сообщает, что магазин «Уолгрин» на перекрёстке Пятой улицы и Эшвуд откроется через пять минут. Направляйся туда, хорошо?

Я снова рыдаю и тихим голосом говорю:

— Спасибо.

Голос Дениз добрый.

— В любое время, подруга.

Медленно вешаю трубку и делаю глубокий судорожный вдох. Затем я беру ключи и выхожу. Ещё раннее утро, и на траве лежит роса. В районе тихо, и ничего не движется, пока я еду в «Уолгрин». После того, как я паркую машину, я просто сижу там немного. Моё сердце колотится, а щёки краснеют. Сейчас или никогда.

Когда я захожу в магазин, я первый покупатель. Меня встречает дородный мужчина в синем жилете.

— Могу я вам помочь, мэм?

Мой голос звучит слабым.