Дар любви - Мэдлин Бейкер

Джесси никогда не видела ничего подобного. Это зрелище можно было сравнить разве что с громадным цирковым парадом. Она сидела в седле на гордо ступающем гнедом мерине и, подняв лицо к солнцу, ощущала, как сердце переполняется любовью и счастьем. Крид ехал рядом. В штанах из оленьей кожи, блестя на утреннем солнце черными длинными волосами, он ничем не выделялся среди молодых воинов. Он держался в седле с такой же врожденной грациозностью и достоинством, как и прочие, чистокровные индейцы. Тасунке Хинзи дал Криду лук и колчан со стрелами. Мато Вакува одолжил длинноногую серую кобылу.

— Интересно, куда же мы едем? — спросила Джесси.

— Искать бизонов.

— О!

— Я отвезу тебя во Фриско, Джесси. Клянусь! Сразу же после первой охоты.

Она кивнула, расстроенная охватившими ее смутными чувствами и мыслями. Еще минуту назад ей страстно хотелось остаться с людьми племени лакота но теперь показалось, что Крид больше внимания уделял Тасунке Хинзи, чем ей, что ему важнее было оставаться здесь и ехать на какую-то дурацкую охоту бизонов, чем везти ее в Сан-Франциско. Вообще, в последние дни она находилась на грани слез и истерики по любому поводу. Ее груди набухли и стали очень чувствительными. Она постоянно чувствовала себя усталой и разбитой. Санлата объяснила ей, что все эти перемены в ее настроении и самочувствии из-за ребенка, которого она носит. И что именно от этого ей хочется то смеяться, то плакать. Джесси ничего не оставалось, как соглашаться с нею. Но то, что она умом понимала причину этих внезапных перемен, совсем не облегчало ее существование, зависящее от влияния чувств.

Она бывала неожиданно и необоснованно резка с Кридом, отталкивала его даже в те моменты, когда ей хотелось, чтобы он ее обнял и успокоил. Вдруг ей казалось, что она превратилась в толстую уродину, но уже через минуту она ощущала себя красивой, окруженной заботой и любовью. Ее постоянно преследовало чувство голода, а по ночам вдруг хотелось каких-то особенных вещей — маринованного укропа или арбуза, чего никак нельзя было достать в индейском стойбище.

Их охотничий поход за бизонами длился уже почти две недели, до того вечера, когда она опрокинула миску с супом.

— Джесси, ты не обварилась? — озабоченно спросил Крид и потянулся к ней, чтобы взять ее за руку. Она резко оттолкнула его:

— Оставь меня в покое!

— Джесси…

— Ты слышал, что я сказала? Оставь меня в покое!

Он посмотрел на нее, не узнавая прежней Джесси, но потом, не обращая внимания на ее протесты, привлек к себе и крепко обнял.

— Джесси, все в порядке. Поплачь, если хочешь.

— Не хочу, — проговорила она и разрыдалась. Он прижимал ее к себе и тихонько покачивал, пока она не наплакалась вдоволь. Тогда в изнеможении она села к нему на колени и положила голову на плечо.

— Прости меня, Джесси, — сказал он тихонько. — Первое, что мы сделаем завтра же утром — это соберемся и уедем во Фриско.

Как он и пообещал ей, они оставили стойбище на следующее утро.

В дальнюю дорогу Тасунке Хинзи дал им лошадей, еды и одеяла.

Уже отъезжая от стойбища, Джесси почувствовала угрызения совести и глубокое сожаление. Произнести слова прощания оказалось труднее, чем она предполагала. Она уже привыкла и к Мато Вакува, и к Тасуик Хинзи, и к Санлате, а теперь поняла, что может больше их никогда не увидеть.