Аванпост - Девни Перри

Он пробирался сквозь мою ослабленную защиту. Моя зависимость от него раздвигала некоторые личные границы, на которые я привыкла полагаться, чтобы не пострадать, и, возможно, это был знак, что мне нужно уходить.

— Ты не обуза, Сабрина.

— Ты нужен мне буквально для всего. Это и есть определение бремени.

— Нет, определение бремени — это тяжелый груз. Ничто в этом не кажется мне тяжелым. Я уже говорил тебе раньше, что я не возражаю. Ты же знаешь, как сильно мне здесь нравится. И проводить с тобой время — это весело. Ну, когда ты принимаешь душ.

Я улыбнулась его поддразниванию.

— В конце концов, ты захочешь вернуться к своей жизни.

— Забудь обо мне. Что насчет тебя? Что произойдет, когда ты обратишься в ФБР?

Я пожала плечами.

— Я не уверена. Может быть, попаду в программу защиты свидетелей?

— Программа защиты свидетелей? Тебе придется попрощаться со своими друзьями и семьей. Ты больше не сможешь быть сама собой. Это та жизнь, которую ты хочешь?

— Честно? Я не уверена, что у меня есть другой выбор.

Мое горло сжалось при мысли о том, что я больше никогда не увижу свою семью. Никогда не смогу обнять маму или встать на цыпочки, чтобы поцеловать папу в щеку. И мне пришлось бы попрощаться с Фелисити. Я не смогла бы принять участие в ее свадьбе или познакомиться с детьми, которых они с Сайласом когда-нибудь создадут.

За время, проведенное на аванпосте, я стала видеть вещи более ясно. Паника и упрямство маскировали это раньше, но мой выбор был ограничен.

В конце концов, я бы попрощалась с Бо и этой горной долиной. Сабрины МакКензи больше не будет существовать.

Моя жизнь оборвалась бы, независимо от того, убили бы меня Фёдоровы или нет.

— Просто… остынь, чувак, — заявил Бо. Его непринужденный тон помог отойти от мрачных мыслей в моей голове и это потрясло меня, а слова «остынь» и «чувак» звучали уморительно неуместно, произносимые серьезным лицом Бо.

— «Остынь, чувак»? Фраза, которую я никогда не ожидала от тебя услышать.

— Это Мейзи, — проворчал он. — Она постоянно говорит это Коби, и я думаю, это передалось и мне. В любом случае. Я имею в виду, расслабься. Ты здесь всего месяц. Дай этому больше времени. Еще через несколько месяцев Фёдоровы могут оказаться за решеткой навсегда, и ты сможешь вернуться к роли Сабрины МакКензи, репортера-супергероя.

Я ухмыльнулась и вздохнула.

— Хорошо.

Он был прав. Было слишком рано думать, чем все это кончится.

Мы продолжили нашу прогулку, молча углубляясь вглубь луга. У меня снова закружилась голова, на этот раз от мыслей о моей карьере. Бо назвал меня репортером-супергероем. Была ли я все еще репортером? Смогу ли я и дальше им быть?

Даже если моему боссу пришлось уволить меня с работы, я не сомневалась, что смогу найти новую. Но хотела ли я вообще такой жизни? Мое двадцатидвухлетнее «я» было бы в ужасе от того, что я подумываю об отказе от карьеры, ради достижения которой я так усердно трудилась.

Я скучала по той молодой женщине. Я страстно желала снова стать ею. Она была неоперившейся журналисткой-идеалисткой, только что окончившей колледж, взволнованной тем, что уготовило ей будущее. У нее был такой светлый взгляд на жизнь. Она не была запятнана суровой реальностью того, как далеко может пасть репортер, соблазнившись этой недостижимой историей.

Смогу ли я когда-нибудь вернуться туда, где она была?

Нет.

Слишком много линий было пересечено. Слишком многие из моих принципов были скомпрометированы. На протяжении многих лет я лгала, чтобы получить информацию от источников. Я манипулировала признаниями свидетелей, которые хотели хранить молчание. Но использование секса и соблазнения для получения информации о Фёдоровых стало моим последним грехопадением.

Это был не тот тип журналиста, которым я намеревалась стать. Я на собственном горьком опыте убедилась, что подобная работа под прикрытием не вяжется с моей совестью.