Солнце в зените - Виктория Холт

Елизавета колебалась лишь короткие доли секунды, прежде чем залилась смехом вместе с мужем.

Эдвард находился рядом, обвив ее руками. 'Нет нужды тебе объяснять, что я не намерен прислушиваться к его совету'.

'Я рада слышать это, мой господин'.

Речь Елизаветы звучала легко и спокойно, но в сердце ее затаилась холодная ярость. Сейчас Эдвард забавлялся, но даже сама мысль о разводе несла в себе опасность, и люди, насаждавшие подобное, представляли серьезную угрозу.

Король обнимал и целовал жену, а она не переставала размышлять о Десмонде.

'Я запомню вас, мой господин', - думала Елизавета.

Когда королева забеременела, Эдвард был вне себя от радости.

'Подари мне сына', - воскликнул он, - 'и мы рассмеемся в лицо всем тем, кто нас осуждает'. Король рассказал жене, что произнесла его матушка, впервые услышав о заключении их неравного брака.

Елизавета снова расхохоталась вместе с супругом и не проявила ни удивления, ни каких-либо иных чувств, стоило ему упомянуть о своих отпрысках, рожденных вне брака. Разумеется, она о них знала. Это были дети некоей Елизаветы Люси: Грейс и Кэтрин. Эдвард очень любил девочек и, заботясь о благополучии малюток, регулярно их навещал. Его взаимоотношения с Елизаветой Люси являлись одними из самых прочных в списке короля. Несомненно, у Эдварда имелись и другие рожденные вне брака дети, но, так как к матери этих двоих он испытывал истинную привязанность, то и к ним чувствовал большую нежность.

Елизавета обсудила вопрос с Жакеттой, и они пришли к заключению, что, как только у молодой женщины появятся собственные отпрыски, она может привести в королевскую детскую и девочек Люси. Подобный поступок восхитит короля и еще сильнее привяжет его к терпеливой и надежной в любви Елизавете. Но, разумеется, сейчас делать это не стоило. Оказалось бы ошибкой - обустраивать в покоях для детей потомство другой женщины, тогда как своего у королевы пока не было.

Но теперь великий день становился все ближе. Радость овладела целым народом. Эдвард пользовался у подданных любовью. Даже по отношению к его супруге они не испытывали отторжения, ведь каждая наследующая Маргарите Анжуйской казалась олицетворением долгожданной перемены. Кроме того, Елизавета являлась англичанкой. Пусть она родилась не так высоко, как ожидается от жены монарха, но, по крайней мере, обладала редкостной красотой и таким же редким, если нельзя сказать больше, чувством собственного достоинства и величием, которые для королевы обязательны.

Жакетта ни на шаг не отходила от дочери, и каждый видевший их находился в полной уверенности, что ожидаемый ребенок будет мальчиком.

Даже король даже начал говорить: 'Когда родится мой сын...', и врачи тут же выразили мнение, что следует надеяться на мальчика.

При дворе жил некий доктор Доминик, претендовавший на обладание пророческими способностями. Он утверждал, что в силах еще в материнской утробе указать на пол младенца и настаивал, что Елизавета подарит королю принца.

Таким образом, сомнений быть не могло и все приготовления нацеливались на принца.

И вот наступило время Елизаветы. Спокойная, как обычно, она удалилась в свои покои. Король метался в агонии нетерпения.

Вынашивание ребенка не являлось для молодой женщины новым опытом, и ее настроение взлетало к небесам, - ибо ожидаемый младенец был частью королевской семьи и мог с годами стать королем.

Она с удивительной стойкостью выдержала боль, за что получила вознаграждение в качестве легких родов.

Возбуждение достигло пика, когда, наконец, послышался детский крик. Доктор Доминик не сумел сдержаться. Он намеревался стать первым, кто принесет королю добрые вести о сыне, вдобавок, напомнив ему о своих ранних пророчествах.

Доктор нетерпеливо постучал в дверь, открывшуюся тут же одной из дам королевы.