Северный ветер - Валентина Нурисламова

Еще в универе, на первом курсе, она познакомилась с парнем. Красавцем, спортсменом. Любимцем девушек и недостижимой мечтой многих из них. Почему он выбрал из всех тихоню-отличницу Марину, не знала ни она, ни остальные.

Она была счастлива: прогулки под луной, опоздания домой из-за разведенных на ночь мостов, после которых мама устраивала истерики, цветы, плюшевые мишки, оригинальные признания в любви. Первые поцелуи, первый интимный опыт. Первое осознание собственной привлекательности.

Они встречались почти четыре года, но только первый из них был таким радужным. Потом — начался ад.

Сергей (так звали парня) устраивал ей сцены то ревности, то самобичевания. Неоднократно он грозил ей, что покончит с собой, и периодически совершал попытки сделать это на практике.

У Марины появился бесценный опыт переговоров на крышах многоэтажных домов, промывания желудка, перевязывания порезов, сделанных не вдоль, а поперек, на запястьях.

Учеба, которая из-за врожденной любознательности всегда была ей интересна, отошла на второй план. Впрочем, отошла она туда еще раньше, с тех самых пор, как у Марины появился парень, и отношения с ним стали занимать все мысли. Но, если первое время она летала, будто на крыльях, и все на свете давалось ей невероятно легко, то когда начались проблемы с Сергеем, будто камень на шею повесили. Готовиться к семинарам, зачетам, экзаменам, писать курсовые приходилось через силу, с трудом запихивая знания в голову, и без того опухшую от постоянных волнений и попыток найти выход из этого кошмара — такой, при котором Сергей был бы жив и отказался раз и навсегда от своих мыслей о смерти. Пары она не прогуливала — слишком ответственно относилась к учебе, но сидела на них порой вся вымотанная бессонными ночами и бесконечной нервотрепкой. Она могла не есть сутками — просто забывала, пока мама не начинала замечать неладное и не принималась кормить ее насильно.

С одной из сочувствующих одногруппниц она научилась курить — втихую, в универовском женском туалете. И курить именно ментоловые — их запах был не таким характерным, а в сочетании с духами и мятной жвачкой почти не обнаруживался мамой. После какой-нибудь очередной телефонной истерики Сергея Марина втягивала в легкие порцию никотина — и чувствовала, как руки начинают меньше дрожать и как проясняется издерганное, балансирующее на грани срыва сознание.

Она редко попадала на сабантуи однокурсников (позже очень жалела об этом — столь легендарная и всеми так воспеваемая студенческая жизнь практически прошла мимо), ведь Сергей в связи с этим мог придумать себе все, что угодно. Но несколько раз ее угораздило затесаться в веселую компанию — там она первый раз поняла, какое блаженное забвение может приносить алкоголь.

А Сергей изводил ее: то тягостным чувством вины, которое он замечательно умел пробуждать, то жалостью, вызывать которую к себе он умел не хуже. Он постоянно требовал внимания. Но при этом то нестерпимо сильно желал видеть Марину именно тогда, когда ей это было неудобно, то жестоко отталкивал ее, сходившую с ума от страха за него и стремления помочь, облегчить и разделить его боль и страдания.

Марина вымоталась. Ей казалось, что это продолжается целую вечность. Она ощущала себя древней старухой, а не юной двадцатилетней девушкой. Жизнь виделась прожитой, вымученной и подходящей к концу. В душе она смеялась над словами всех доброхотов о том, что у нее еще все впереди и она только начинает жить. Что они знали? За несколько — неужели несколько? — лет она хлебнула страха и боли и в таких масштабах, в каких они и представить себе не могли. Ну, раз говорили такое…

А потом у Марины просто кончились силы. Вообще. Все.