Северный ветер - Валентина Нурисламова

Марина рассуждала логически. В юности она страдала из-за Сергея — от любви вперемешку с жалостью. После — рвала душу за тех героев своих статей, которых считала обвиненными несправедливо. Нет, ни в кого из них она не влюблялась, и даже как мужчин (если речь шла о лицах мужского пола) их не рассматривала — и на том «спасибо!». Но относиться равнодушно к этим страдальцам она не могла.

А теперь в ее жизни появился Артем, жирным мазком завершавший картину. Он не требовал жалости к себе, как когда-то Сергей. Да он вообще от нее ничего не требовал! Но при этом сочувствие она к нему испытывала с первых минут знакомства!

Так не в этом ли было дело? Что, если Марина не была способна любить по-настоящему никогда? Просто однажды она приняла за любовь свою потребность жертвовать собой ради другого. И что, если сейчас все повторяется снова?

При этой мысли Марина нервно дернулась. Бумажный стаканчик слетел со стола и тихо стукнулся об пол. Остатки кофе разлились по кафелю. Пришлось промакивать их листами, пущенными на черновики, — рабочими вариантами статей, которые распечатывались для Светланы и которые та правила от руки.

Закончив с этим, Марина взяла сигареты и зажигалку из сумочки и пошла в «курилку». Пара ее коллег — тамошних завсегдатаев — окинули ее удивленными и оценивающими взглядами. Они знали, что на работе она бралась за сигареты не часто и всегда имела на то веские поводы. Впрочем, ни о чем спрашивать не стали. Докурили сами и оставили ее одну.

«А вы знаете, Марина, с возрастом начинаешь воспринимать отношения иначе. Уже не ищешь тех бурных юношеских страстей — они просто перестают приносить удовлетворение. Зато, если с человеком комфортно, если он способен понять тебя в трудную минуту, принять тебя со всеми недостатками, если он заботится о твоих чувствах — вот это становится ценно! Но к такому нужно прийти, дожив хотя бы до наших с вами лет», — сказала недавно Олеся Ларионова, в приватной беседе после окончания интервью.

Эти слова весьма точно описывали то, что Марина испытывала в общении с Артемом. Ей было с ним невыразимо уютно!

И не только. Страсти, в некотором роде, тоже имелись: каждого его звонка она ждала с нетерпением, а потом подолгу, глупо улыбаясь, крутила в голове произнесенные обоими фразы. Как юная девчонка, честное слово!

Она частенько задумывалась, почему тогда, летом, именно его слова наконец-то смогли ее успокоить, хотя другие говорили ей то же самое — и не раз. А потом поняла. Ведь Артем поверил бывшему учителю, как и Марина, — когда никто больше не поверил, и рисковал, чтобы спасти его, как и Марина, — и даже больше. И только Артем в ее глазах имел моральное право сказать, что нужно отпустить все — и жить дальше.

Сигарета кончилась. Марина затушила окурок и кинула его в урну.

Кажется, теперь она ударилась в идеализацию Артема — не к добру. Она ведь и впрямь знала его не близко. Да, у них было много приятных разговоров — и только. А он бывший военный, прошедший горячие точки, — у таких через одного посттравматические расстройства бывают. И еще его ранение — от подобного у любого крышу сорвет!

И вообще, разговоры — разговорами, а вот один психиатр, с которым Марина консультировалась по поводу героя своей давнишней статьи, сказал, что шизофреники — люди очень чуткие, но им комфортно общаться на расстоянии, избегая личных контактов. Чем не вариант?

Марина с силой потерла виски — и рассмеялась.

Нет, так дело не пойдет! Того и гляди она Артема еще и в маньяки запишет — фантазия-то не на шутку разыгралась.

Она помотала головой в тщетной попытке избавиться от навязчивых мыслей. Вздохнула и пошла обратно — заниматься делами.

Вовремя, судя по тому, что по возвращении обнаружила рабочий телефон разрывавшимся от звонков.