Смывая волной - Р. Болдт

Глубокие морщины отвращения прорезают рот Сергея, когда он продолжает, даже не взглянув на моего дядю.

— Только бы ему дали возможность убить убийцу своей семьи. Несмотря на то, что Юрченко погиб, как только мы нашли тебя, ты стала следующей по значимости. Дочь виновного должна страдать.

Мой рот приоткрывается в неверии, легкие сжимаются в груди, пока я в ужасе смотрю на мужчину, которому отдала свое сердце. Человека, который, как я думала, по-своему дорожил мной.

А все это было ложью.

Я не только была преподнесена ему на блюдечке с голубой каемочкой, но и сама отдалась ему. Добровольно.

В голосе Сергея звучит притворное беспокойство.

— А… ты не ожидала этого, мисс Юрченко?

Лиам даже не смотрит на меня. Он не удосуживается даже взглянуть в мою сторону. Словно уже считает меня никчемной.

Предательство душит меня, покрывая толстыми слоями, в то время как другая агония опустошает мое сердце, оставляя на его месте бесплодную пустошь.

Теперь передо мной совершенно другой человек. Хотя черты его лица, как обычно, тверды как гранит и нечитаемы, это единственное сходство с тем врачом, который приходил на дом к пациентам в шортах и футболке. С тем человеком, который принимал различные виды оплаты в обмен на медицинскую помощь.

Одетый во все черное тактическое снаряжение, Лиам похож на человека, которым он, вероятно, был до того, как обосновался в Панаме.

Возможно, мне наконец-то дали возможность увидеть настоящего Лиама Кинга. Бугимена, как его называли.

Наемник, который вышел в отставку, чтобы убить меня.

Мой желудок скручивает, когда я выдавливаю вопрос из себя, обращаясь к Лиаму с каменным лицом

— Когда? Когда они были убиты?

В его глазах не мелькает ни капли узнавания. Как будто я вообразила, что в нем горит огонь. Отблеск тепла, когда он смотрел на меня.

Ласку, когда он занимался со мной любовью.

«Нет».

Горечь стремительно нарастает во мне, почти закипая.

«Нет, он имел меня».

И не только в этом смысле.

Ледяное презрение звучит в моем голосе, когда я повторяю:

— Когда они умерли?

Его губы едва шевелятся, каждое слово выдавливается сквозь стиснутые зубы.

— Два года назад.

Решимость выходит на передний план, оттесняя часть моей боли.

— Когда именно?

— Десятое марта. — Челюсть сжата, мускул на ней напрягается. — Два года назад, десятого марта.

Крошечная ниточка безропотного спокойствия трепещет во мне от его ответа, но она омрачена болью.

Я удерживаю стальной взгляд Лиама своим, пока слова вырываются из моего горла, царапая внутренности каждой душераздирающей правдой.

— Ты солгал мне.

Я презираю то, как мой голос дрожит от эмоций.

— Все было ложью.

— У тебя есть к нему чувства! — Сергей запрокидывает голову, глубокий смех эхом разносится по просторам ангара, привлекая мое внимание. — Это лучше, чем я ожидал.

Он издает еще один смешок, но потом его веселье угасает, черты лица проясняются и становятся расчетливыми.

Окинув взглядом Лиама, он хмурится, как разочарованный родитель.

— Я назначил за тебя награду, потому что ты не выполнил приказ. Я дал тебе время помучить ее и распорядиться ею по своему усмотрению.

Глаза опасно сверкают, голос Сергея приобретает более смертоносный оттенок.

— Ты забываешь, что ты больше не работаешь на себя. Ты отвечаешь передо мной. А я говорю, что никто, связанный с Юрченко, не заслуживает жизни. — Яд сквозит в каждом слове, губы кривятся от отвращения. — Теперь у меня нет другого выбора, кроме как закончить все самому.

Сергей поднимает пистолет, целясь прямо в меня, но за долю секунды до того, как он выпускает пулю, Лиам отталкивает меня с дороги. Я теряю равновесие, отлетая в сторону, в то время как жилет Лиама поглощает удар пули.