Смывая волной - Р. Болдт

Святой набирает еще немного смеси и передает ее мне, чтобы я размазала ее по основанию, где двери соединяются с фундаментом здания. Стальные двери нельзя будет пробить, когда эпоксидная смола застынет.

Закончив, мы со Святым отходим, и он смотрит на часы.

Теперь мы ждем.

Кажется, что время тянется, пока мы ждем, когда состав достаточно затвердеет. В это время я смотрю на окна горизонтальной формы, расположенные на самом верху входа на склад.

В каждом из них есть отверстия с зазубренными краями, окаймляющие стекла там, где в них попали камни. Я бросала свои ножи и дальше, чем сейчас, но слишком многое зависит от того, добьюсь ли я успеха сегодня вечером.

Я сожгу его — его и всех его гребаных кретинов — заживо. Они будут заперты внутри и умрут медленной, мучительной смертью, которая гарантирована только самым отъявленным злодеям.

Когда Святой направляется проверить территорию и дает отмашку, я делаю глубокий вдох, расправляя плечи и выпрямляю спину. Вот оно.

Сегодняшний вечер не только для меня. Сегодняшний вечер — для моих родителей.

Сегодняшний вечер — для всех тех, кто в тот день попал под перекрестный огонь и погиб.

Сегодняшний вечер — для папы, который сделал все возможное, чтобы измениться и оставить свою старую жизнь позади.

Сегодняшний вечер — за невинную семью Лиама, которую убил этот проклятый монстр в этом самом здании.

Расстегнув молнию на сумке, я осторожно достаю приготовленные ранее бутылки с зажигательной смесью и зажигалку. После легкого движения большим пальцем я наблюдаю за волшебным танцем пламени, прежде чем прикоснуться им к ткани, засунутой внутрь бутылки.

Огонь быстро растекается по ткани, и я отвожу бутылку назад, прежде чем швырнуть ее в первое окно. В ночной тишине раздается звон бьющегося стекла, изнутри вспыхивает свет и раздаются крики.

Я быстро поджигаю остальные и бросаю их в окно. Один за другим они влетают в каждое из крошечных окошек на самом верху — слишком высоко, чтобы кто-то из них смог пролезть.

Проходит всего несколько минут, и из тех же окон валит черный дым, а в ночи раздаются сильные удары. Они могут сколько угодно колотить в двери, но те выстоят.

Они умрут, крича, и никто их не услышит.

По крайней мере, никто, кому есть до этого дело.

Отчаянные крики нарастают, а удары тел о двери усиливаются, образуя уникальное крещендо в своей собственной мерзкой симфонии.

Луна выходит из-за туч, словно подавая какой-то знак.

— Готова? — Глубокий голос Святого звучит приглушенно, и он морщит лоб в тот момент, когда раздается шквал выстрелов, а затем наступает тишина.

Его глаза встречаются с моими, и лунный свет освещает их.

— Когда приходит отчаяние, они делают все, что считают нужным, чтобы спастись. Они убьют друг друга.

Святой бросает взгляд на склад.

— И когда все остальное не поможет, они покончат с собой.

Последний выстрел оглашает ночной воздух, прежде чем после него воцаряется тишина.

Огонь громко потрескивает, и я наблюдаю, как пламя разгорается все сильнее, по мере того как внутри сгорает все — отмытые деньги, припасы и тела людей.

Тело моего дяди. Тело человека, на руках которого так много крови.

Раздается небольшой взрыв, и я вздрагиваю, но не могу оторвать взгляд от горящего здания.

— Все кончено, — выдыхаю эти слова, глядя на склад.

Единственным звуком теперь является треск пламени. Оно странным образом завораживает меня, я наблюдаю, как свет мерцает в собственном танце.

Я не осознаю, что плачу, пока рука Святого не ложится мне на плечо.

— Иди сюда.

Он притягивает меня к себе и обнимает, а по моим щекам текут тихие слезы. Я не совсем понимаю, что это — облегчение от того, что все наконец закончилось, или странное осознание того, что у меня не будет чего-то большего, чтобы отвлечься от своего горя. Или просто мое горе теперь расширилось.