Смывая волной - Р. Болдт

— Ничего. — В этом единственном слове звучит законченность.

В его карих глазах вспыхивают золотистые искорки.

— Оглядываясь назад, я думаю, что с самого начала знал, что не смогу убить тебя.

Как будто сама мысль о том, что он мог причинить мне боль, причиняет ему страдания, его черты лица становятся опустошенными.

— Мне стало плевать на попытки заставить тебя заплатить за то, что твой отец убил мою семью.

Я крепко сжимаю губы, чтобы заглушить все, что мне так хочется сказать.

«Я скучаю по тебе».

«Я все еще люблю тебя».

«Черт возьми, почему я все еще люблю тебя?»

«Хотела бы я верить тебе, но не знаю, смогу ли когда-нибудь снова доверять тебе».

Лиам зажмуривает глаза, выражение его лица измученное. Проводя рукой по волосам, он сжимает затылок, наклоняя голову.

Когда его взгляд встречается с моим, из-за внутренней боли в глубине моих легких уходит весь кислород.

Его хриплый ответ заставляет меня осознать, что я высказала свою последнюю мысль вслух.

— Я знаю. И если ты когда-нибудь решишь дать мне еще один шанс, клянусь, я буду заглаживать свою вину перед тобой каждый чертов день до конца наших жизней. И докажу тебе, что ты можешь мне доверять.

Он сглатывает.

— Я пойму, если ты этого не сделаешь. Я не виню тебя. — Лиам удерживает мой взгляд, его голос становится нежным. — Но, черт возьми… Мне нужно, чтобы ты знала — несмотря ни на что, я буду любить тебя до конца своих дней.

Мы смотрим друг на друга, пока его слова доходят до меня, и они побуждают меня раскрыть правду.

— Мой дядя, Роман Чидози Медведев, заказал убийство твоей семьи. Это был не мой отец, не Григорий Юрченко. — Новая боль пронзает меня. — Сергей приказал убить его в декабре, перед тем как…

— Женщина, мне все равно, — выпаливает Лиам, постепенно повышая голос, на его лице появляется страдальческое выражение. — Неужели ты не понимаешь? Неважно, сделал это твой отец или нет.

Лиам плотно сжимает губы, раздувая ноздри, прежде чем понизить голос.

— Мне все равно, Алекс. Все, что меня волнует, — это ты. — В его голосе безошибочно угадывается поражение, хотя он повторяет это так тихо, что его едва слышно. — Все, что меня волнует, — это ты.

Дверь ванной резко открывается, и оттуда выходит Святой в чистых спортивных шортах. Он неторопливо подходит ко мне, хватается за спинку моего стула и смотрит на Лиама на экране.

— Привет, чувак. У тебя есть для меня информация?

— Да. — Взгляд Лиама скользит по мне, прежде чем сфокусироваться на его друге, и я вскакиваю, извиняясь.

Закрывшись в ванной, сажусь на крышку унитаза и упираюсь предплечьями в колени. Я по глупости думала, что выплакала все свои слезы из-за Лиама. Но вот я снова здесь, пока новые слезинки беззвучно падают на пол ванной, разбрызгиваясь по кафелю.

Голоса Святого и Лиама доносятся из-за закрытой двери, но я не обращаю на них внимания. Потому что все, что слышу, — это слова, которые не только проникли в мое сердце, но и эхом отдаются в моем мозгу.

«Но я хочу, чтобы ты знала — несмотря ни на что, я буду любить тебя до конца своих дней».

Несмотря на то, что чувствую, правда в том, что я знаю с абсолютной уверенностью, что буду любить Лиама Кинга… всегда.

Святой ни разу не спросил о моем разговоре с Лиамом, как только они закончили говорить, и я благодарна ему за это. Потому что не готова ничем делиться, пока все еще мысленно прокручиваю в голове слова Лиама.

Сейчас мы обсуждаем полученную им информацию о местонахождении Романа Медведева и предложенный им план действий.

— Что самое неприятное? Нам нужно подождать, пока они не устроятся здесь. — Он указывает ручкой в колпачке на карту, окруженную заметками, которые тот набросал. — Но это открывает отличную возможность. Лучшую из всех возможных.

Он делает паузу.

— Если только ты не хочешь подождать чего-нибудь еще.