Смывая волной - Р. Болдт

Его слова могут сбить меня с толку, но, как всегда, я знаю, что папа в конце концов все объяснит. Он не отличается методичностью. Все, что тот делает, имеет определенную цель.

Он смотрит в сторону, у него напрягается горло, голос становится более хриплым.

— Может, я и не религиозный человек, но верю, что кто-то или что-то там послало меня к тебе. И каждый день я благодарю за это.

Между нами повисает тишина, прежде чем папа тихо добавляет:

— Но с каждым днем приходит страх, что мои плохие поступки вернутся и будут преследовать нас.

Когда он поворачивается ко мне, я сдерживаю вздох, потому что на его лице появляется тень страха. Это эмоция, которую я никогда у него не видела.

— Что тебе будет больно… — Мышцы на его челюсти напряглись. — Или, что еще хуже, из-за меня.

Я беру его руки в свои и крепко сжимаю их.

— Папа, со мной ничего не случится.

Он сосредотачивается на наших соединенных руках, его голос мягко доносится до меня.

— В этой жизни нет никаких гарантий, Малыш. Вот почему я готовлю тебя, постепенно.

Когда сцена затуманивается, меня охватывает приступ паники. Я пытаюсь сжать папины руки, но ничего не получается. Я просто хватаюсь за воздух.

«Нет! Пожалуйста, не уходи, папа! Вернись ко мне!»

Внезапно я распахиваю глаза. Сердце бешено колотится в груди, а лоб покрыт капельками холодного пота.

— Папа! — Я выдыхаю это слово едва слышным шепотом.

Оглядывая затемненную комнату, кладу руку на грудь, закрывая то, что кажется зияющей раной, наполненной горем. Инстинктивно я знаю, что его больше нет в живых, и это знание причиняет жгучую боль, проникающую глубоко в душу.

Этот фрагмент моих воспоминаний не помогает мне определить свою личность, но он не менее ценен. Я цепляюсь за него с отчаянной нуждой.

Закрыв глаза, пытаюсь расслабиться настолько, чтобы снова заснуть и снова вызвать это воспоминание в надежде узнать его имя — то, что я смогу использовать как инструмент для поиска своей собственной личности.

Разумеется, это оказывается бесполезным, висящим на расстоянии вытянутой руки и дразнящим меня. Вместо этого я погружаюсь в беспробудный сон, не приблизившись к своей цели.

Я снова засыпаю безымянной женщиной.

Глава 13

Она

Две недели спустя

Выздоровление идет довольно быстро, благодаря доктору Кингу. И, хотя я слишком упряма, чтобы признать это, его настойчивые и строгие советы не позволили мне снова нанести себе травму.

Но даже сейчас я обнаруживаю, что хватаюсь за самые случайные события, пытаясь извлечь из них подсказки.

Когда автоматически прохожу через мысленный контрольный список, чтобы убедиться, что мои раны не инфицированы… откуда я знаю, что это нужно делать?

Я знала — даже до того, как доктор Кинг сообщил мне, — что на заживление моих ребер уйдет до шести недель.

Что мои огнестрельные раны будут заживать дольше, в то время как швы на левом боку и кожа на поверхности, скорее всего, заживут в течение двух-трех недель.

Возможно, я была медсестрой? Но это не объясняет мои раны. Может быть, я понадобилась наркоторговцам, чтобы залатать их, но они не хотели, чтобы после этого остались какие-то концы?

Боже, я ненавижу чувствовать себя неуправляемой. Любая уязвимость разъедает меня, как стая голодных волков, питающихся плотью раненой добычи.

Сейчас, когда доктор Кинг стоит в дверях спальни для гостей, я осматриваю спартанскую комнату с искренним восхищением. Потому что это значительное улучшение по сравнению с пребыванием в одном из двух кабинетов для осмотра пациентов дальше по коридору.

— Тут тебе будет удобнее. Здесь менее стерильная обстановка.

Должно быть, он принимает мою молчаливую благодарность за разочарование, потому что добавляет:

— Она ненамного больше, но…

— Это идеально, — спешу уверить его с улыбкой. — Спасибо.