Смывая волной - Р. Болдт

Паркую квадроцикл под небольшим навесом и отпираю задний люк, доставая полученные «платежки». Конечно, несколько пациентов, которых я сегодня принимал, настаивали на том, чтобы заплатить мне наличными, но я никогда не настаивал на этом. Они гордые люди, и я принимаю любую оплату, которую они в состоянии предоставить.

Не то чтобы мне нужны были деньги. Это в сочетании с тем, что я заработал — и продолжаю зарабатывать, инвестируя в криптовалюту, — вот как я финансирую эту жизнь и как могу позволить себе иметь некоторые современные технологии, такие как рентгеновский аппарат и другие расходные материалы, которые эти люди не могут получить, не проделав значительный путь.

С сумкой, перекинутой ремнем через грудь, я беру маленький многоразовый матерчатый пакет, доверху наполненный зеленой фасолью от одного пациента, и засовываю бутылку домашнего вина от Марипосы под мышку, чтобы освободить руку, чтобы открыть дверь.

Как только вхожу в дом и снимаю шлепанцы, от запаха, который меня встречает, у меня перехватывает дыхание и урчит в животе. Возвращение после долгого рабочего дня к домашней еде — это нечто чуждое для меня.

Часть меня возмущается, что Алекс делает это, потому что, хочу это признавать или нет, но я буду скучать по ней, когда она уедет.

«Ты будешь скучать по ней, когда она уйдет». Этот надоедливый голос в моей голове снова заговорил. Ублюдок.

Но это правда. С каждым днем борьба становится все более напряженной, пытаясь оставаться закрытым для нее. Все труднее не делать того, что должен.

Я иду по коридору, прохожу мимо доски для сухого маркера у палаты первого пациента. Женские каракули на ней привлекают мое внимание.

Вверху по-прежнему стоит дата, которую я продолжаю писать для нее… и каждый день у меня сжимается живот от мысли, не вызовет ли это воспоминание. Не приведет ли это к концу.

Под датой, которую я написал сегодня, находится ее аккуратно написанное послание.

«В холодильнике для тебя на тарелке тунец и жареная спаржа.

Надеюсь, у тебя был хороший день».

Проходя мимо кухни, я замечаю в свете маленькой тусклой лампочки над раковиной, что все чисто. Вся посуда вымыта и сушится в посудомоечной машине. Столешницы и полы блестят от чистоты и заботы. Это похоже на… дом.

Невидимая тяжесть давит мне на грудь, затрудняя дыхание. «Вот каким он мог бы быть…»

Отложив пакет с зеленой фасолью и бутылку вина, я заставляю свои ноги двигаться и направляюсь к своему кабинету, чтобы сбросить сумку. Голод вынуждает меня двигаться быстро, я поворачиваю ручку двери и ставлю сумку на стул в кабинете. Распакуюсь позже. Сейчас меня зовет еда.

Я успеваю выйти за дверь кабинета, как звук останавливает меня на месте. Застыв на месте, жду, напрягая слух.

Вот он снова.

Мой взгляд падает на закрытую дверь Алекс, и мои пальцы дергаются, пока я размышляю между тем, чтобы ворваться в ее комнату и оставить ее, блядь, в покое, как и следовало бы.

Господи. Когда дело касается ее, я еще ни разу не играл по правилам и не делал того, что должен. Почему, черт возьми, должен начинать сейчас?

Когда за ее дверью снова раздается приглушенный пронзительный крик, я сдерживаю себя и прижимаю напряженные ладони к поверхности.

— Алекс?

Тишина встречает мои слова, в то время как беспокойство проникает в каждую фибру моего тела. Именно это заставляет меня распахнуть дверь в ее комнату.

Она лежит на своей кровати лицом вниз, обеими руками вцепившись в подушку по обе стороны от головы.

— Алекс? — настойчивость окрашивает мой голос, и она вскидывает голову, испуганные глаза находят мои.

Опустошенная. Это первое, что меня поражает. Ее влажные ресницы и покрасневшие, залитые слезами щеки усиливают ощущение, словно кто-то вырезает мои внутренности тупым ножом.