Смывая волной - Р. Болдт

— Как сильно я нуждаюсь в этой, — провожу я кончиком пальца по ее отверстию, и она хнычет, — сладкой киске? Что я умираю от желания ощутить твой вкус?

Она выгибается навстречу моим прикосновениям, задыхаясь, когда я погружаю кончик пальца внутрь, едва заметно.

— Да, Лиам.

Я проталкиваю палец дальше внутрь, и, черт возьми, она заливает его.

— Ты сводишь меня с ума, черт возьми.

Ее шепот едва слышен.

— Мне жаль.

— Да? — Погружаю палец до упора внутрь, и она ахает. — Тебе жаль, что ты такая красивая?

Отодвигаясь, я двигаю пальцем в ее уютной киски, следя взглядом за выражением ее лица.

— Тебе жаль, что ты смотрела на меня такими невинными глазами и пыталась спрятать эти идеальные сиськи?

Когда я добавляю еще один палец, она вцепляется в мои руки.

— Ты извиняешься за то, что заставляешь меня так чертовски возбуждаться, просто дыша? — Трахаю ее пальцами, медленно двигая ими. — За то, что заставила меня трахать мою руку в душе, мечтая, чтобы это была ты?

Ее ресницы удивленно вздрагивают, а на щеках появляется румянец.

— Ты делал это?

Я хмыкаю.

— Да, блядь.

Я ввожу и вывожу пальцы еще несколько раз, прежде чем вынуть их. Они покрыты ее влагой. Затем я подношу их ко рту и слизываю с них ее вкус.

Алекс смотрит на меня, и ее глаза расширяются, когда я стону от ее вкуса на моем языке. Черт возьми, как же она хороша на вкус.

Мои слова прозвучали как резкий рык, когда я отнимаю пальцы от губ.

— Ты скрывала это от меня.

— Прости? — Ее ответ прозвучал скорее как вопрос, чем как извинение.

Я хватаю ее за руку и направляю туда, где мой член практически выпирает из-под моих шорт. Она обхватывает пальцами мою толстую длину, мой член сочится.

— Чувствуешь, каким твердым ты меня делаешь? Ты так возбудила мой член, что я истекаю, мне чертовски хочется погрузиться в тебя.

Накрыв ее руку своей, я направляю ее, чтобы она погладила меня по ткани, где теперь есть влажное пятно.

— Если тебе так жаль, тогда ты не откажешься показать мне эти прекрасные сиськи.

Движениями, граничащими с неуклюжестью, она обеими руками сжимает в кулак нижний край своей рубашки и майки, стягивая их, обнажая свою грудь.

При виде нее у меня перехватывает дыхание, и я не могу не пялиться на нее. Ее соски стоят так гордо. Они темно-розовые и такие чертовски идеальные.

— Я не… такая привлекательная. Я знаю.

Ее приглушенные слова заставляют меня поднять глаза и увидеть, что сама она отвернулась, плотно сжав губы. Противоречивые эмоции бурлят во мне, когда я рассматриваю ее обеспокоенное выражение лица, а затем ее торс. Как видимое напоминание о том, что ей пришлось пережить, эти шрамы гордо выделяются, отмечая ее плоть.

Положив руки ей на бедра, я притягиваю ее ближе к себе, ее ноги болтаются по обе стороны от моих. Мое действие пугает ее, и она хватается за мои плечи, чтобы не упасть.

Тон моего голоса не допускает никаких возражений, пока я веду руками по ее бокам, скользя ладонями по ее коже, а кончиками пальцев с благоговением обвожу каждый шрам.

— Это следы выживания. То, что пыталось убить тебя, но не смогло.

Мое горло болезненно сжимается, и я тяжело сглатываю.

— Но ты оказалась сильнее.

«Я могу только надеяться, что ты останешься такой же сильной».

Уязвимость наполняет черты ее лица, когда она смотрит на меня, ее голос едва слышен.

— Ты не считаешь их уродливыми?

Из глубины моей души поднимается звук, похожий на рычание.

— Женщина, никогда больше так не говори.

Мышцы тугие как от напряжения, так и от плотских намерений, и меня переполняет желание доказать ей, насколько она не уродлива.

Ее глаза расширяются от моего тона, и я провожу руками вверх, обводя изгибы ее грудей. Ее соски напрягаются под моими ладонями, и Алекс инстинктивно выгибается навстречу моим прикосновениям.