Смывая волной - Р. Болдт

Черт возьми, я не нарушил своего обещания. Потому что уже чувствую, как она пытается просочиться из наших соединенных тел.

Моя грудь вздымается, и я борюсь с осознанием того, что должен отодвинуться от нее, но не хочу. Не могу смириться с мыслью о том, чтобы вынуть из нее свой член. Такое ощущение, что я принадлежу ей.

«Какого хрена?» — дразнит внутренний голос, возвращая меня к реальности.

Мы не принадлежим друг другу. Мы далеки от того, чтобы принадлежать друг другу.

И неважно, как сильно я хочу, чтобы мы были вместе.

Глава 44

АЛЕКСАНДРА

Сон начинается так же, как и в прошлый раз: мы с мамой бежим, а потом я держу ее мертвое тело.

Затем он переходит в другую сцену. Мой папа спас меня. Он забрал меня из того ужасного места и дал мне новый дом. Более безопасный.

Папа позаботился о том, чтобы я выучила больше, чем обычные школьные предметы. Я научилась готовить, шить, охотиться, и он обучил меня «быстрому применению медицины на поле боя», как тот это называл.

Его постоянно мучила паранойя по поводу моей безопасности, и он ежедневно проповедовал мне об осознании ситуации. Папа беспокоился о моем благополучии, когда придет время, когда его больше не будет рядом. Когда я останусь по-настоящему одна.

Это была одна из многих причин, почему я удивилась, когда он усадил меня за стол, чтобы поговорить со мной о поступлении в близлежащий колледж.

«Я вижу, Александра», — печальные голубые глаза смотрят на меня. — «Я вижу это в тебе, желание получить от жизни больше». — меланхолия смягчает его взгляд. — «Я не могу защитить тебя от всего, что там есть, хотя и пытаюсь. Это эгоистично — не давать тебе возможности испытать жизнь самой».

Папа всегда поощрял меня быть чем-то большим — никогда не сомневаться в своих способностях или мечтах. Не позволять миру диктовать, что я могу или не могу делать или кем быть.

Внезапно в кадре появляется моя более взрослая версия, когда я стою над кучей грязи. Руки устало лежат на ручке лопаты, я смотрю вниз на недавно вырытую могилу, где покоится тело моего отца.

«Я люблю тебя, папа. Навечно и всегда».

Я резко просыпаюсь от того, что из моих глаз льются слезы. Горе прожигает во мне огненную дорожку, глубоко проникая в душу, и хотя не могу вспомнить о нем больше ничего, я знаю, что мне его не хватает.

Что я люблю его по-прежнему, очень сильно.

У меня болит в груди, потому что я верю, что, если бы папа все еще был на этой земле, у него были бы ответы для меня — какое-то решение моей дилеммы.

Пока лежу здесь в темноте, меня одолевает ощущение, что папа берет мою руку в свою. Я представляю, как он говорит: «Александра, тебя определяют не твои воспоминания. Ты определяешь себя своими поступками. По твоей честности. По твоему сердцу».

Еще одна слеза скатывается по моей щеке, и от желания увидеть его еще раз, услышать, как папа поддерживает меня своими мудрыми словами, у меня щемит сердце.

Внутренне ругая себя, чтобы взять себя в руки, провожу рукой по лицу и вытираю пальцы о хлопковую футболку, которую Лиам предложил мне надеть прошлой ночью. Я благодарна проливному дождю, его почти оглушительный звук, когда он хлещет по дому, заглушает мое неровное дыхание.

— Ты в порядке? — голос Лиама затуманен сном.

— Угу, — осторожно сгибаю пальцы, прогоняя слезы и бушующие эмоции. — Я собираюсь выпить воды.

— Хорошо, — замолкает Лиам, как будто уже погрузился в глубокую дрему.

Я тихо выдыхаю, собираясь сесть и направиться на кухню, но не успеваю.

В следующее мгновение Лиам накрывает своим тяжелым телом мое. А рукой плотно зажимает мне рот, и он скатывает нас с кровати. Его тело принимает на себя основную тяжесть нашего веса, когда мы приземляемся на пол, но не издает ни звука на неумолимой поверхности. Движение настолько быстрое, что у меня кружится голова, а сердце бешено стучит в груди.