Мое сердце тяжело колотится в груди, и я слышу его в ушах, оно бьется в нечеловеческом темпе, говоря мне, что оно вот-вот остановится. Я пытаюсь дышать сквозь него, зажмурив глаза, но это слишком. Я не могу с этим справиться.

— ОСТАНОВИСЬ, — кричу я, мои руки хватаются за что-то бархатистое, но упругое и сильное. — СДЕЛАЙ ТАК, ЧТОБЫ ЭТО ПРЕКРАТИЛОСЬ.

Что-то острое впивается в меня, разрывая мою плоть. Я борюсь с давлением на плечи, отчаянно пытаясь убежать от того, что, черт возьми, вызывает эту агонию. Вот оно. Должно быть, именно так ощущается смерть. Должно быть, это моя версия ада.

Злой смех прорезает мои страдания, и мои глаза снова распахиваются, борясь с ослепляющим белым светом. Я несколько раз моргаю, заставляя себя сосредоточиться на мужчине, стоящем надо мной. Роман нависает над моей головой, его темные, смертоносные глаза впиваются в мое лицо, наблюдая за болью в моих чертах.

— Остановись, — кричу я, безжалостно рыдая и умоляя прекратить эту агонию. Я не знаю, что, черт возьми, он со мной делает, но я знаю, что он держит поводья. В его руках власть. Так было всегда.

— Ничего не поделаешь, императрица, — говорит он, проводя языком по нижней губе, как будто никогда в жизни не был так возбужден. — Ты была очень непослушной девочкой.

— Держи ее неподвижно, — раздается грубый голос сбоку от меня.

Мой широко раскрытый, испуганный взгляд падает на Леви, который стоит у стола, умело держа иголку с ниткой в окровавленных пальцах. Он напевает себе под нос, наслаждаясь моментом, в блаженном неведении о том, какой хаос обрушивается на меня, как будто в данный момент он не засовывает другую руку глубоко в мое тело.

Его обсидиановые глаза смотрят поверх кончика острой иглы, и болезненная усмешка появляется на его полных губах, когда он ныряет обратно, вонзая иглу прямо в мою плоть. Еще одна горячая, обжигающая боль разрывает меня, и я кричу, вскидывая руки. Ногтями глубоко впиваюсь в талию Леви, царапая его кожу, как горячий нож масло.

— ПРЕКРАТИ! — кричу я, прекрасно понимая, что они обошли стороной обезболивание в этой дерьмовой домашней операционной.

Как будто только сейчас осознав, что мой желудок связан с остальной частью моего тела, брови Леви хмурятся, и он поворачивается, чтобы встретить мой затравленный взгляд. Его глаза отвратительны, наполнены болью и яростью. Он совсем не похож на того Леви, который трахал меня на крыше, на спокойного и довольного мужчину, который играл на барабанах. Этот человек прямо здесь — смертоносный брат ДеАнджелис, о котором я всегда так много слышала в новостях. Он безжалостный психопат, который бессердечно убивает по прихоти, он человек, который выжмет из жертвы все крики до последнего, прежде чем жестоко лишить ее жизни с гребаной улыбкой на лице.

Как я могла позволить себе видеть что-то иное в этих порочных людях?

Его рука движется внутри меня, и я с ужасом наблюдаю, как уголки его губ приподнимаются в кривой ухмылке, пока он вслепую вонзает иглу обратно в мое тело. Ногтями я врезаюсь глубже, когда его кровь скапливается под моими пальцами, но я сомневаюсь, что он даже замечает.

— Почему я должен останавливаться? — спрашивает он, его тон лишен всяких эмоций. — Мне так весело.

Тошнота клубится глубоко в моем животе, и я вижу темные пятна, танцующие перед глазами, предупреждая меня, что у меня есть всего несколько мгновений, прежде чем я снова потеряю сознание. Мой взгляд возвращается к Роману, который удерживает меня, его сила не похожа ни на что, что я когда-либо испытывала раньше, но как только его темные глаза возвращаются к моим, я чувствую, как пальцы Леви двигаются внутри меня за мгновение до того, как он вонзает иглу еще глубже, пронзая мою поврежденную плоть.