Правильный ход - Лиз Томфорд

— Привет, — говорит он, и я не знаю, что в нем такого, но могу почти гарантировать, что этот парень играет за моего отца. Он довольно высокий, атлетического телосложения и выглядит только что оттраханным.

Состав моего отца, как правило, в равной степени заинтересован в женщинах, которых они забирают домой с поля, как и в самой игре.

— Выходи из лифта, Исайя — говорит мужчина справа от меня, и хотя да, объективно они оба хороши собой, этот оскорбительно привлекателен.

На нем кепка задом наперед, очки в темной оправе, а на руках малыш в такой же кепке, ради всего святого. Я изо всех сил стараюсь не смотреть слишком пристально, но я вижу темные волосы, рассыпающиеся по краям, льдисто-голубые глаза в обрамлении очков. Загривок спускается на линию подбородка, крича “мужчина в возраст”, только это и есть — мой криптонит.

Затем вы добавляете симпатичного паренька, который висит у него на бедре, и он почти умоляет, чтобы на него пустили слюни.

— Пока, — говорит мужчина слева от меня, выходя из лифта, оставляя меня ехать с двумя симпатичными парнями справа от меня.

— Этаж, — спрашиваю я, делая глоток пива и набирая номер комнаты моего отца.

Нет ни единого шанса, что он меня не услышал, но папочка все равно не отвечает.

— Мне просто догадаться? Спрашиваю я. — Я могу нажать на все, если хочешь, и мы могли бы вместе приятно прокатиться на лифте?

Он не смеется и даже не изображает улыбку, что, по-моему, является тревожным сигналом.

Его маленький мальчик тянется ко мне, а я никогда не была из тех, кто заискивает перед детьми, но этот определённо был особенно милый. Он счастлив, и после того утра, которое у меня было, малыш, улыбающийся мне так, словно я самое замечательное существо на свете, — это, на удивление, то, что мне нужно.

Его щеки такие пухлые, что глаза почти исчезают из-за лучезарной улыбки, в то время как его отец продолжает игнорировать меня, сам нажимая номер своего этажа.

Ну, тогда ладно. Это должно быть весело.

Самая долгая поездка на лифте в моей жизни привела меня к выводу, что у великолепного мужчины, с которым я ехала, в заднице огромный член. И когда я добираюсь до комнаты моего отца я стучу, не могу быть более благодарна за то, что наша короткая встреча закончилась.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает мой папа, и его лицо сияет. — Я думал, что больше не увижу тебя в этой поездке?

Я с притворным волнением поднимаю обе бутылки пива, одну пустую, другую все еще полную. — Я увольняюсь с работы!

Он смотрит на меня с беспокойством, расширяя проход в свою комнату. — Почему бы тебе не зайти и не рассказать мне, почему ты пьешь в 9 утра?

— Мы выпиваем, — поправляю я.

Он хихикает. — Похоже, тебе этот второй нужен больше, чем мне, Милли.

Пересекаю комнату и сажусь на диван.

— Что происходит? — спрашивает он.

— Я хреново справляюсь со своей работой. Сейчас мне даже не нравится печь, потому что у меня это плохо получается. Ты когда-нибудь слышал, чтобы я говорила, что мне не нравится печь?

Он поднимает руки вверх. — Тебе не нужно оправдываться передо мной. Я хочу, чтобы ты была счастлива, и если эта работа не приносит тебе счастья, то я рад, что ты уволилась.

Я знала, что он это скажет. И я знаю, что когда я скажу ему, что мои новые планы на лето состоят в том, чтобы поездить по стране и жить в своем фургоне, чтобы подышать свежим воздухом и посмотреть на мир другими глазами, он скажет, что рад за меня, хотя в его тоне будет слышаться беспокойство. Но меня не смущает его беспокойство. Чего я боюсь, так это увидеть разочарование.

За те двадцать лет, что он был моим отцом, он ни разу не показал этого, так что я не уверена, почему я постоянно ищу это в его. Но я бы надрывала задницу и оставалась на каждой убогой кухне до конца своей жизни, если бы это означало, что я никогда не увижу разочарование в его глазах.