Бог Ярости - Рина Кент

— Хорошо, — говорю я настороженно.

— Я хотела извиниться, дорогой. Я обдумала свои слова и поняла, что, пытаясь заключить с тобой самую выгодную сделку, я давила на тебя, и, думаю, тебе это было неприятно. Если ты предпочитаешь Максин, а не Грейс, соглашайся. Я буду поддерживать тебя на каждом шагу.

— Правда?

— Конечно, Брэн. Ты можешь сказать мне об этом прямо. Ты ведь знаешь это, правда?

Я киваю.

— Ты прощаешь меня?

— Не за что прощать, мам. Любой на твоем месте счел бы за честь быть представленным Грейс. Но я пока не на твоем уровне. Я не хочу такого давления.

— Я понимаю. Шаг за шагом, верно?

На этот раз моя улыбка гораздо более искренняя.

— Было не так уж сложно признаться, правда, сынок? — спрашивает папа, успокаивающе кладя руку мне на плечо.

— Мы твои родители, а не опекуны или люди, которых нужно опасаться, — мама берет мою руку в свою. — Тебе не нужно думать об этом, когда ты говоришь с нами. Ты можешь свободно рассказывать нам о том, что у тебя на уме.

Мне становится легче дышать с каждым вдохом и выдохом, когда я набираюсь смелости и говорю:

— Мама, папа. Я хочу вам кое-что сказать.

— Что угодно, — говорит она, а папа ободряюще кивает.

— Итак… дело в том. Мне… ну, это гораздо сложнее произнести вслух, чем я думал.

— Не торопись, — папа гладит меня по спине. — Что бы это ни было, ты не один, Брэн.

— Спасибо, папа, — я прочищаю горло.

— Помнишь, как давным-давно я спросил тебя, почему я не нормальный?

— Когда тебе было четырнадцать?

— Да. Ты спросил, в каком аспекте я не чувствую себя нормальным, а я просто пожал плечами и понадеялся, что ты оставишь это без внимания. Эта мысль пришла ко мне, когда я увидел, как Лэн и все остальные спят с другими в щколе. Лэн впервые занялся сексом в тринадцать лет. В то время я даже не задумывался об этом.

— О, боже! — мама ахает.

— Ты не должна была этого знать, — я хмыкнул. — В любом случае, он рассказал мне все об этом, сказал, что я сам займусь этим, и дал мне кучу советов. Я был скорее озадачен, чем заинтересован. Мне не нравилась сама концепция секса. Я не находил его привлекательным ни в каком виде. Я считал себя поздно созревающим, и Лэн с этим соглашался, что вполне логично. Но даже в пятнадцать, шестнадцать, семнадцать или больше лет мне не нравилась сама эта идея. Я не хотел этого и не находил никого привлекательным.

— Но… — отец делает паузу, как бы обдумывая свои слова. — У тебя были девушки.

— Да. У меня был секс. Мне он не нравился, но я все равно занимался им, чтобы слиться с толпой.

— О, милый, — мама смотрит на меня с жалким выражением лица. — Почему ты не поговорил с нами? Мы могли бы…

— Нет. Мысль о том, что я не такой, как все, преследовала меня повсюду. Я не мог просто признать это вслух. Даже вам. Я не хотел, чтобы меня считали уродом.

— Нежелание заниматься сексом не делает тебя уродом, Брэн, — твердо говорит папа. — Все люди разные, и в этом вся прелесть. То, что у тебя нет сексуального влечения, не делает тебя хуже.

— Я начинаю это понимать. Я бы хотел легко говорить о своих предпочтениях, не подвергаясь осуждению за это.

— Мы бы никогда не осудили тебя, дорогой.

— Вы бы не осудили, но общество осудило бы, мам. Общество сравнило бы меня с моим братом-близнецом — богом секса, и навесило бы на меня ярлык дефектного. Они и без того так думают в своих кругах. Я не хотел добавлять к этому еще и свою асексуальность.

— Общество может пойти в задницу, — говорит папа. — Главное — это ты. Пока тебе комфортно в своей шкуре, все остальные могут закрыть свои поганые рты. Если они что-то скажут, я затаскаю их по судам так, что они пожалеют, что перешли тебе дорогу.

Я слегка улыбаюсь.

— Спасибо, папа.

— Неужели… что-то изменилось? — с надеждой спрашивает мама.

— Почему ты так думаешь?