Птица с перебитыми крыльями - Левон Адян (2020)

— Да. — Инстинктивно стараясь вызвать к себе симпатию, она пристально взглянув на меня, улыбнувшись, медленно и торжественно извлекла из сумочки паспорт, трудовую книжку, диплом и положила передо мной на стол.

— Пойдёмте, — взяв документы, сказал я.

— Мне здесь подождать? — отчего-то смутившись и даже подавленным тоном спросила Арина и сама себе ответила: — Нет, лучше я пойду к себе, нужно кое-что напечатать. Сильва, зайдёшь ко мне.

Мы прошли по длинному людному коридору, спустились по лестнице на четвёртый этаж, свернули там налево, миновали ярко освещённый широкий коридор с нескончаемой чередой дверей по обе стороны, в конце снова повернули налево и, следя за табличками на закрытых дверях, остановились перед дверью, на которой чёрными буквами значилось «Бухгалтерия». Я открыл дверь, пропуская Сильву вперёд. В проёме виднелись все три комнаты, занятые бухгалтерией. В кабинете Сеидрзаевой, где на столе были разбросаны кипы различных бумаг, толстые папки и стоял компьютер с прыгающими разноцветными полосами на мониторе, никого не было.

— Она сейчас придёт, — сказала с солнечной улыбкой на эротичной мордашке Альвина Осипова из соседней комнаты, вытянув шею и продолжая жевать жвачку; глазами она озорно спрашивала: кто это? В ожидании главного бухгалтера мы снова вышли в шумный коридор.

Из репетиционных залов доносились обрывки песен и музыки. Где-то за толстыми стенами глухо и ласково звенел детский хор: «Джу-джу-джуджальярим, мяним гашанг джуджальярим, джу-джу-джуджальярим…» Потом послышались сладкозвучные переливы Баба Мирзоева: «Ах ты, Телло, Телло-джан, Телло»…

— Привет, старик! — Это был Сиявуш из русской редакции телепередач. Я обернулся на голос.

— Здорово, Сиявуш! — весело приветствовал я его. — Ты где пропадаешь? Уже две недели тебя не видно.

— Перевёлся в Союз писателей, — ответил он, бросил мимолётный взгляд на Сильву и кивком с ней поздоровался.

— Почему? — огорчился я. — Здесь чем было плохо?

— Там я свободнее. Работа начинается в десять часов и кончается в четыре. Всего, включая перерыв, шесть часов. И ещё день в неделю — творческий. Условий, чтобы писать, куда больше. Да и работа лёгкая — советник председателя союза. Послушай, старик, — поправив указательным пальцем очки, сказал Сиявуш. — Мне тут рублей четыреста предстоит получить за сценарий. Два раза приходил, а денег нет. Замолви за меня словечко Саиде, она тебе благоволит и не откажет.

— Замолвлю.

— Сотню пропьём, триста домой отнесу. Ты же знаешь, Сиявуш своему слову хозяин. — Он иной раз говорил о себе в третьем лице.

— Договорились. Я как раз её жду. Вечерком позвони.

— Э-э, какой из тебя домосед, — многозначительно сказал Сиявуш и рассмеялся — дескать, вижу, чем ты занят.

— Кто это? — спросила Сильва после его ухода.

— Сиявуш Мамедзаде. Поэт, окончил Литературный институт в Москве. Замечательный парень. Другого такого нет.

— Лицо приятное и знакомое.

— Видели его по телевизору. Он ведёт литературные передачи.

— Наверное… Арина много о вас рассказывала, — неожиданно произнесла Сильва и, подняв глаза, вновь пытливо поглядела на меня.

Пауза.

— Знаете, она часами готова о вас говорить.

Снова пауза.

— Я начинаю её понимать, — заговорила она вновь и без перехода спросила: — А я здесь голову не потеряю?

— В каком смысле? — не понял я.

Сильва прыснула, прищурилась, покусывая толстогубый кумачовый рот.

— В том смысле, что красивая женщина может потерять голову в обществе красивых мужчин.

— Напрасно беспокоитесь, — хмыкнул я. — В бухгалтерии одни женщины.

— Это хорошо, — легко вздохнула Сильва. — А то, знаете, муж у меня страшный ревнивец.

Она довольно простодушно разыгрывала роль привыкшей к обожанию женщины. Я понимал это, но смолчал, ибо ко мне это не имело никакого касательства.