Птица с перебитыми крыльями - Левон Адян (2020)

Саргис уже погнал скотину на пастбище, и мы его больше не видели. Я пересёк сад и вышел в лес. Трава была покрыта предрассветной, сверкающей на солнце росой. В листве не было поющей красноклювой, светло-коричневой пташки. То есть она, может, и была, но не пела. Вчера она, наверное, чирикала специально для Рены. Приятна тишина леса на позолоченном рассвете. В ней, этой тишине, — какая-то необъяснимая тайна. Сойдя с тропинки, я углубился в лес и долго там бродил… Знакомый пряный запах прелых листьев и сырой земли, тихое журчание затаившегося под листвой ручейка, неумолчная песня дрозда, печальный зов кукушки и вправду невольно уводили меня в другой, далёкий, переполненный сказками мир детства…

По длинному автомобильному гудку я понял, что Роберт с Араксией вернулись из Яламы и зовут меня.

— Где ты пропадаешь, братец? — весёлый, как всегда, подвижный и деловитый, Роберт улыбался, засучивая рукава. — Ты только глянь, что за рыбина.

На листьях лежала громадная севрюга, судорожно открывая и закрывая рот, силясь глотнуть воздуха.

Рена вышла на голоса из комнаты Алвард, с веранды, словно бы стесняясь и не осмеливаясь, посмотрела на меня и улыбнулась. Я бросил на неё мимолётный взгляд, не в силах скрыть своего восхищения её светящимся видом.

— Позавтракайте и сходите на море, а я пока рыбу разделаю. Как вернётесь, приготовим шашлык, — посоветовала нам Араксия и пошла заняться завтраком.

— Я вам помогу, — с готовностью предложила Рена и пошла за ней.

Когда мы покинули Набран, повеяло прохладой. До города доехали вечером. После тихого Набрана город напоминал огромный гудящий улей.

Первого сентября мне позвонила Эсмира. Я бы узнал её среди сотни голосов.

— Знаете, почему я позвонила? — спросила она.

— Не скажешь — никогда не узнаю, — пошутил я.

Она рассмеялась.

— Чтобы вас поблагодарить.

— Ну и кто тебе мешает? — продолжил я в том же шутливом духе. — Может, Заур?

— Не-ет, — залилась она смехом. — Никто не мешает. Хочу сказать спасибо за «Шанель». В жизни этого не забуду.

— Буду тебе к каждому празднику дарить эти духи, раз уж они так тебе нравятся. Что у вас за шум?

— Я звоню из школы, сейчас перемена.

— Рассказать тебе анекдот?

— Расскажите.

— Слушай. Карабахец лет восьмидесяти заходит в городе в магазин и просит у продавца два костюма. Продавец ему: зачем тебе два костюма, износишь один — уже хорошо. Да нет, говорит карабахец, один мне, другой отцу. Коли тебе восемьдесят, говорит продавец, значит, отцу твоему лет сто — сто пять, верно? Верно, соглашается карабахец. Зачем ему в таком-то возрасте костюм, недоумевает продавец. Карабахец объясняет: отец отца, то бишь мой дед, женится, мы не хотим у него на свадьбе ударить лицом в грязь. Продавец чуть не рехнулся со смеху. Послушай, говорит, ежели тебе восемьдесят, отцу твоему — сто или сто пять, стало быть, деду — лет сто тридцать. И он хочет жениться? Нет, растолковывает наш карабахец, он-то как раз не хочет, да родители настаивают.

Эсмира расхохоталась.

— Сколько же тогда лет родителям?

— Лет, наверное, сто шестьдесят.

— Да разве же люди столько живут?

— Почему бы и нет? Адам прожил девятьсот тридцать лет.

— Быть того не может, — засмеялась Эсмира.

— А знаешь ли ты, сколько жил Ной?

— Сколько?

— Шестьсот лет до потопа, который продлился сто пятьдесят дней, и триста пятьдесят лет после.

— Ну да! — снова рассмеялась Эсмира. — Не может этого быть. Я никогда в это не поверю.

— Еврейский патриарх Мафусаил прожил девятьсот шестьдесят девять лет. В шестьсот лет он был столь бодр, энергичен и привлекателен, что девушки в Иудее влюблялись в него с первого взгляда, и никто не давал ему больше трёхсот пятидесяти.