Сезанн. Жизнь - Данчев Алекс

На поднявшейся волне республиканских настроений граждане Экса большинством голосов поручили аптекарю выполнять обязанности мэра, а адвоката и врача назначили его заместителями. Затем принялись уничтожать все памятники императору: его бюст сняли с постамента, выволокли из зала заседаний и швырнули в фонтан. Отца Сезанна и его друзей Байля и Валабрега избрали в новый временный городской совет. Луи Огюста определили в финансовый комитет, Байля – в комитет общественных работ, Валабрега – в комитет по формированию полиции; и Байль, и Валабрег служили в подразделении, отвечавшем за создание Национальной гвардии. Новоиспеченные республиканцы серьезно относились к своим обязанностям – пожалуй, даже слишком. Мариус Ру язвительно писал, что со скукой наблюдает «революцию со стороны. В толпе – великолепные Байль и Валабрег. Они ликуют и громко приветствуют меня. Подумать только: эти два парижских бездельника объявились здесь, пробрались в городской совет и голосуют за сопротивление. „Выступим как один, – призывают они. – Выйдем маршем!“ Говорить они мастаки»{512}. Луи Огюста, напротив, нельзя было упрекнуть в чрезмерном рвении. Из сорока семи заседаний временного городского совета он посетил только два.

Сезанна заочно избрали в комитет Школы рисования в Эксе: как ни странно, он оказался в списке первым, с пятнадцатью голосами из двадцати. (Байль, также представленный, снискал только четыре голоса в первом раунде и восемь во втором.) Официально комитет был создан в декабре 1870 года и распущен в апреле 1871‑го, составив единственный отчет. Сезанн появлением не отметился.

Между тем его местонахождением заинтересовались на официальном уровне. В январе 1871 года Золя, находившийся тогда в Бордо, получил от Ру известие из Экса о мобилизации в Национальную гвардию:

Неприятная новость: Поля С. ‹…› нынче активно разыскивают, и я всерьез опасаюсь, что рано или поздно найдут, если верить утверждениям его матушки, будто он по-прежнему в Эстаке. Прежде Поля, не вполне понимающего, к чему это приведет, много раз видели в Эксе. Он действительно часто там бывал – оставался на день, два, три, а то и больше. Говорят, он даже пьянствовал в компании каких-то знакомцев. И конечно, сразу стало известно, где он остановился, поскольку эти самые знакомцы (наверняка из зависти, что ему не приходится зарабатывать на хлеб насущный) поспешили на него донести и сообщили все сведения, необходимые для его обнаружения.

Те же господа, – ну не поразительно ли! – узнав от Поля, что ты тоже жил в Эстаке, но не подумав, что ты уже мог уехать из этой дыры, и не будучи в курсе, женат ты или нет, заодно и тебя объявили уклонистом. Вечером 2 января мой отец отвел меня в сторонку и сказал: «Я тут услышал от одного новобранца: «Нам четверым, с капралом таким-то, приказано отправиться в Марсель за этими уклонистами». Он назвал имена. Среди них, точно помню, Поль Сезанн и Золя. Новобранец еще добавил: «Эти двое прячутся в Сент-Анри» [в соседней деревне].

Я велел отцу никого не слушать и не участвовать в подобных разговорах; сам же закончил дела и на следующее утро поспешил в мэрию, куда я вхож. Мне показали список уклонистов. Твоего имени там не было. Я сообщил Ферану, надежному и верному мне человеку, какие ходят разговоры. Он ответил: «О Золя говорили только из-за Сезанна, которого неустанно ищут; если вашего друга и упоминали, то явно до того, как была получена информация: Золя не из Экса, да к тому же женат».

В мэрии – никаких объявлений, и от тех, кому знакомо имя Сезанна, о тебе я не слышал{513}.