Сезанн. Жизнь - Данчев Алекс

«Почему, глядя на его работы, мы мгновенно ощущаем полноту бытия? – спрашивает В. С. Ди Пьеро. – Даже несмотря на многочисленные откровенные ошибки, бесконечные безрезультатные этюды… несмотря на обычную мучительную и выстраданную несоразмерность всего? Несмотря на это, а в случае Сезанна благодаря этому, там есть все»{1070}. Ван Гог говорил: «Ландшафт страны надо чувствовать во всей его полноте – не это ли отличает Сезанна от всех остальных?»{1071}

По словам Рильке, его поэзия говорила сама за себя. «Я полагаю, ни одно стихотворение из „Сонетов к Орфею“ не несет в себе иного смысла, кроме того, который в нем выражен, правда зачастую при помощи самых завуалированных понятий, – писал он одному другу. – Я уверен, что любые „аллюзии“ противоречили бы неизреченному „бытию“ стихотворения». По другому случаю он предположил, что его самые неподатливые неясности требуют не разъяснений, а «капитуляции»{1072}.

Несомненно, Сезанн также требует капитуляции.

Тем не менее хочется развить эту тему. Пока что лучшее объяснение предложил критик Девид Сильвестр: «Больше всего неприятностей в жизни нам доставляет неспособность разбираться с противоречиями, которые мы находим в себе, в наших чувствах, желаниях, совести, – неумение принимать их и примирять их. Обычно мы стараемся закрыть глаза на суть, рассматривая их с какой-то одной стороны, или идти путем жалких компромиссов. Возможно, наше инстинктивное ощущение того, что работы Сезанна несут в себе бесконечно больше смысла, чем изображенные на них предметы, объясняется именно тем, что он безоговорочно принимает эти противоречия и находит способы их примирить. Это указывает на нравственное величие, которого мы не можем найти в себе»{1073}.

«Бытие-в-мире» – это одновременно приземление и возвышение.

Журнал основоположников сюрреализма «Литератюр», редакторами которого выступали Луи Арагон, Андре Бретон и Филипп Супо, считали, что Сезанн более или менее безобиден. В 1921 году они опубликовали рейтинг великих исторических фигур – по их собственному выражению, с целью деклассифицировать, а отнюдь не классифицировать – по шкале от +20 до –25, где +20 означало полное одобрение, – 25 – полное отвращение, а 0 – полное равнодушие. Сезанн получил –3,36, легкое отвращение, примерно на уровне Коро (–4,90). Эти двое оказались далеко позади Бодлера (+9,00) и Фрейда (+8,60), но существенно опередили Делакруа (–8,54) и Дебюсси (–9,18). В такой компании его результат можно считать вполне удовлетворительным. За усредненным баллом крылись неожиданные +13 от Поля Элюара, равнодушная –1 от Бретона и уничижительные –25 от Тристана Тцары, основателя дадаизма{1074}.

В «Истории(ях) кино» (1988) Жан Люк Годар говорит: «Вероятно, в мире есть десять тысяч человек, которые запомнили яблоки Сезанна, но в мире также есть миллиард зрителей, которые никогда не забудут зажигалку из „Случайных попутчиков“». В понимании Годара, картину Сезанна можно было поместить в камеру осужденного и это не было бы кощунством. Тем не менее даже он недооценивал притягательную силу яблок.

По мнению Айзека Дэвиса, альтер эго Вуди Аллена из фильма «Манхэттен» (1979), существует одиннадцать вещей, ради которых стоит жить: «Граучо Маркс, Вилли Мейс (американский бейсболист), вторая часть симфонии „Юпитер“ Моцарта, „Potato Head Blues“ Луи Армстронга, шведское кино, „Воспитание чувств“ Флобера, Марлон Брандо, Фрэнк Синатра и, конечно же, эти невероятные яблоки и груши Сезанна…»{1075}

Сезанн, идущий на «мотив», в окрестностях Овера. 1874

По словам сына художника, Сезанн говорил: «Политики – да их по две тысячи в каждом законодательном собрании, а Сезанн один на два столетия»{1076}.