Мессалина - Рафаэлло Джованьоли (1875, 1885)

Человек слова и дела, Тит Флавий был от природы наделен здравым смыслом, острой проницательностью и практической хваткой. Отказавшись от ложных предрассудков своего сословия, он научился угождать вкусам сильных мира сего и находить выгоду во всем, даже в своем происхождении. Пользуясь властью денег и влиянием нескольких могущественных покровителей, он ради осуществления своих замыслов не раз прибегал к поддержке простого народа. Его врожденное властолюбие было подкреплено десятью годами военной службы. Они же в нем развили чувство долга и беспрекословного подчинения закону.

В Риме он занимался торговлей рабами и лошадьми, которая, благодаря плебейской сноровке, приносила немалые барыши новому эдилу. Речь его была по-плебейски безыскусна и по-своему выразительна. Порой он позволял себе грубое, но меткое словцо, способное заменить целую тираду напыщенных любезностей. Таков был новый друг молодого принцепса, привлекавший внимание многих гостей Калигулы.

Через час, по желанию сестер, намеревавшихся принести жертвы и предстать перед горожанами в своих роскошных нарядах, Калигула и его окружение отправились к Капитолию, в храм Верховного Божества. Впереди императорского шествия выступала центурия преторианцев.

– Я гениален, – говорил Калигула Друзилле, которая, сжимая руку брата, шла рядом с ним, – потому что для меня нет ничего невозможного. Мне скучно делать то, что делали до меня. Возводить храмы, базилики, термы, дворцы – что в этом нового? Все это делали до меня и Агриппа, и Август, и Тиберий. Нет, меня привлекает только неожиданное, невиданное прежде никем!

– О да! Новое… неожиданное… невиданное, – низким голосом вторила ему Друзилла, нежно пожимая ладонь Калигулы.

– Да? Тебя тоже вдохновляет моя идея? Вот за что я люблю свою сестру, свою очаровательную возлюбленную! Ну, так слушай, моя обожаемая Друзилла!

Взяв под руку сестру, он продолжал:

– Тебе нравится охота на пантер? Или заезды колесниц, от которых сенаторы без ума? До смерти ненавижу сенаторов. Всеми силами буду издеваться над ними. Спесивые выродки древних родов, я их заставлю целовать подошвы моих сандалий!

– Да, да, – подхватила Друзилла, с каким-то детским восторгом прижимая к груди руку Гая, – унизить всю эту знать. Заставить их скакать в цирке!

– Они ведь любят скачки!

– Да! да!

– А тебе понравится мост из Байи в Поццуоли?

– Мост из Байи в Поццуоли? – с удивлением переспросила Друзилла и недоумевающе посмотрела на брата.

– Ну? Даже ты удивилась? Хорошо! Так вот, твой Гай осуществит эту невероятную затею. И знаешь, где мне пришла в голову такая великолепная мысль? На Капри, во время нашего мрачного заточения! Подлый Тиберий был готов составить завещание в пользу своего сына Тиберия Гемелла, но астролог Трасилий, желавший убедить этого негодяя в отсутствии других претендентов на трон, сказал: «Гай станет императором только тогда, когда сможет проскакать на лошади через Байский залив». Теперь я на престоле, но, чтобы сохранить власть, нужно выполнить предсказание Трасилия. И ты увидишь, я проскачу на лошади через весь залив.

– Как здорово! Как замечательно ты придумал! – хлопая в ладоши от удовольствия, засмеялась Друзилла.

– Чему ты так радуешься? – спросила Ливилда, которая вместе с Агриппиной следовала за братом.

– Потом узнаешь, – бросил Калигула, – сейчас еще рано все рассказывать.

– Гай, скажи мне одну вещь, – задала вопрос Агриппина, – почему сегодня рядом с тобой нет нашего кузена Тиберия Гемелла?

Внезапно побагровев, Калигула остановился и повернулся к сестре. Выпустив руку Друзиллы и жестом показывая Ливии, что она должна идти дальше, он прошипел прямо в лицо супруге Домиция Энобарба:

– А какое тебе дело до Тиберия Гемелла? А? Тебе какое дело?