Адриан Моул: Дикие годы - Таунсенд Сьюзан "Сью"

Я оправил блейзер перед зеркалом над огромным камином и подумал, что хозяйство д-ра Палмера не соответствует моему темпераменту. Мне не нравится слышать, как маленькие дети сквернословят, и я предпочитаю, чтобы они одевались в приличную одежду и имели прически, позволяющие определить их половую ориентацию. Вместе с тем, когда д-р Палмер вернулся, опустошив горшок, я с удовлетворением заметил, что он вытирает руки: следовательно, с основами гигиены знаком. Я согласился осмотреть свободную комнату. Мы поднялись по лестнице в сопровождении Тамсин, Гриффита и Альфы, которые между собой разговаривали на языке, звучавшем странно для моего уха.

– Это они по-уэльски говорят? – спросил я.

– Нет, – рассмеялся Палмер. – Это умбагумба. Их собственный язык. И одежда на них – умбагумба.

Я посмотрел на тряпки, лоскуты, платки и так далее, которыми были увешаны детишки, и с облегчением понял, что обычно они одеваются иначе. У меня тоже был раньше собственный придуманный язык (икбак), пока папаша не вышиб его из меня во время долгой поездки в Скегнесс.

«Свободная комната» оказалась свободным чердаком. В одном углу располагалась кухня, в другом – отдельная ванная. Там стоял настоящий письменный стол. Мне уже представилось, как я вычитываю за этим столом гранки «Гляди-ка!».

– Можешь заниматься здесь чем хочешь, – сказал Палмер, – только не серийными убийствами.

– Вы – учитель? – предположил я.

– Нет, – ответил он. – Я веду исследовательский проект о массовой культуре. Мы пытаемся установить, зачем люди ходят в пабы, на дискотеки, играют в бинго, смотрят кино и тому подобное.

– Чтобы хорошо провести время, не так ли?

Палмер снова расхохотался:

– Ага, только мне этот весьма упрощенческий ответ нужно растянуть на три года исследований и книгу в семьсот страниц.

Спускаясь обратно, я упомянул, что являюсь не только отличным жильцом, но еще романистом и поэтом.

Палмер застонал:

– Если ты никогда не будешь просить меня читать свои рукописи, мы останемся лучшими друзьями на свете.

Он приготовил мне чашечку кофе, смолов немного зерен, и рассказал о своей жене Кассандре – она в Лос-Анджелесе, ставит фильм о расчлененке. Судя по всему, Кассандра – ходячий кошмар, хоть Палмер и утверждает, что соскучился. Я слишком устал и запутался, чтобы писать дальше. Д-р Палмер сказал, что должен знать к среде, согласен я на комнату или нет. Потому что в пятницу ему нужно ехать на чемпионат по метанию дротиков.

Понедельник, 22 апреля

Ехать или оставаться?

Выдержу ли я троих детей четыре вечера в неделю?

Можно было бы экономить в неделю 75 фунтов. А за год это... Как обычно, столкнувшись с ментальной или даже физической арифметикой, разум мой поспешно покинул тело и убрался прочь из комнаты.

Слава богу, есть калькуляторы. Девятьсот фунтов! Не то чтобы я жертвовал своей личной жизнью. У меня ее просто нет, а если повезет, миссис Палмер останется в Америке навсегда, или свалится в Ниагарский водопад, или еще чего-нибудь.

Четверг, 25 апреля

Позвонил Палмеру с работы и сказал, что вечером перееду. Позвонил Пандоре; спросил, сможет ли Кавендиш помочь мне с переездом.

– Переезжаешь? – спросила она. – Опять? – И добавила: – Ты скачешь больше, чем при игре в блошки.

Позвонил миссис Хедж, попросил вытащить из стиральной машинки мои комбинированные кальсоны и развесить сушиться на радиаторе в моей спальне. Упомянул, что съезжаю.

Она ответила:

– Все съезжают в конечном итоге.

Позвонил маме и дал ей свой новый адрес на случай семейной трагедии. Она полчаса трещала об угрозе президента Горбачева подать в отставку и предсказывала, что СССР – на грани краха. В конце концов я встрял и сказал:

– События в мире меня больше не интересуют. Я не могу никак повлиять на них, так чего ж суетиться?