Патрульные Апокалипсиса - Ладлэм Роберт (2007)

* * *Было десять минут четвертого ночи, когда Дру добрался до лютеранского храма в Нейи-сюр-Сен. Он отпустил такси и пошел к церкви, соединенной с домом пастора короткой внутренней колоннадой. Было темно, но чистое ночное небо, освещенное яркой парижской луной, четко обрисовывало два отдельных здания. Лэтем почти двадцать минут ходил вокруг, изучая каждое окно и двери на первом этаже, сосредоточившись на жилом помещении, где обитал нацистский лидер. В церковь легко было проникнуть, а в жилище нет: оно было окутано сетью проводов, повсюду виднелись металлические стержни сигнализации.

Сирена может вспугнуть нациста, обернуться самым отрицательным предостережением. У Дру был адрес и номер прихода. Он вынул из кармана пиджака портативный телефон, выданный Витковски, а потом тонкую записную книжку. Продумал, что скажет, прочитал номер и набрал его.

— Allo, allo, — отозвался на второй звонок высокий мужской голос.

— Я буду говорить по-английски, поскольку я зонненкинд, который родился и вырос в Америке...

— Что?

— Я летал на совещание в Берлин, и мне поручили связаться с Гераклом до возвращения в Нью-Йорк. Самолет задержался из-за погоды, а то я бы уже давно связался с вами. Через три часа я лечу в Штаты Нам надо встретиться. Сейчас же!

— Берлин... «Геракл»? Ктовы?

— Не люблю повторять. Я зонненкинд, фюрер зонненкиндов в Америке, и требую к себе уважения. Я должен передать вам информацию.

— Где вы?

— В десяти метрах от вашей двери.

— Mein Gott! Мне не говорили.

— Времени не было; обычными каналами воспользоваться было нельзя, потому что вы скомпрометированы.

— Не верю!

— Поверьте, иначе я свяжусь с Берлином, даже Бонном и получу другие распоряжения, тогда Геракл лишится своего поста. Спускайтесь через тридцать секунд, или я звоню в Берлин.

— Нет! Подождите! Я иду!

Не прошло и минуты, как на верхнем этаже, а потом внизу зажегся свет. Открылась дверь, и появился преподобный Вильгельм Кениг в пижаме с накинутой поверх шалью. Дру рассматривал его, стоя в тени на лужайке. Он действительно был маленького роста, но с массивными плечами и толстыми кривыми ногами, похожий на буль-мастифа. И как у огромного бульдога его большое лицо со вздернутым носом выражало вызов, будто он готов наброситься.

Лэтем вышел из тени лужайки на свет у входа в дом.

— Подойдите сюда, пожалуйста, Геракл. Поговорим на улице.

— Почему бы вам не зайти? Воздух прохладный, внутри намного уютней.

— Мне совсем не холодно, — сказал Дру. — На улице тепло и влажно.

— Однако куда лучше в помещении с кондиционером, не так ли?

— Я получил указание не вести разговоров в доме священника. Идея ясна?

— Подозреваете, что я запишу на пленку все, о чем мы говорим, и тем самым подставлю себя? -хрипло крикнул Кениг, выходя наружу.

— А других идей нет?

— Каких это?

— Ну, скажем, что дом прослушивается французами?

— Это невозможно! У нас постоянно работают устройства, которые бы это обнаружили.

— Новинки техники рождаются каждый день, преподобный отец. Лучше попробуйте угодить нашим начальникам в Берлине, даже если они и не правы. Честно говоря, это нужно нам обоим.

— Хорошо.

Кениг спустился на одну ступеньку, когда Дру его остановил:

— Подождите.

— Что такое?

— Выключите свет и закройте дверь. Не в наших интересах, чтоб остановилась патрульная машина.

— Это точно.

— Кто еще в доме?

— Мой помощник, его комнаты наверху, и две собаки, они на кухне, пока не позову.

— Вы можете отсюда выключить свет наверху?

— В коридоре да, но не в спальне.

— Выключите его тоже.

— Вы чрезмерно осторожны, герр зонненкинд.

— Результат подготовки, герр Геракл, сын Зевса. Священник зашел в дом, тут же погас основной свет вверху и внизу, и вдруг Кениг крикнул:

— Hunde! Aufruh![121]