Патрульные Апокалипсиса - Ладлэм Роберт (2007)

— Гробница, мсье, жилая могила великого фараона, которая вместо того, чтоб быть спрятанной в недрах пирамиды, находится на самом верху, ближе к солнцу и небесам.

— Поясните, пожалуйста.

— Я же сказала, вход туда воспрещен, verboten, но я должна добавить — доступ туда закрыт. Эта весьма населенная гробница занимает целиком верхний этаж, там все двери из стали. Туда никто не входит, кроме людей в темных костюмах. Они просовывают руки в панели на стенах и прижимают ладони, чтоб открылась дверь.

— Электронные пропускные устройства, — сказал Витковски. — Эти фотоэлектрические штуки не обманешь.

— Вы там никогда не были, так откуда все знаете? — поинтересовался Дру.

— Потому что две лестницы наверх и коридоры постоянно охраняются. Но даже часовым нужен отдых, мсье, а некоторые из них очень привлекательные.

— Ax, oui, — сообразила молодая мини-юбка. — Белокурый Эрих просит меня его развлечь всегда, когда я свободна, я так и делаю.

— Какая несправедливость, — пробормотал Диец.

— Кто этот фараон на верхнем этаже? — расспрашивал Лэтем.

— Это не секрет, — ответила Элиз. — Какой-то старик, очень дряхлый, которого все боготворят. С ним никому нельзя разговаривать, кроме его помощников в темных костюмах, но каждое утро его спускают на лифте, на лице у него, кстати, плотная вуаль, и везут на «тропу медитации», как они выражаются, за бассейном. Открывают ворота, и он всех отпускает, приказывает уйти. Потом встает с кресла, держится прямо, несмотря на возраст, и буквально марширует к месту, которое никто из нас не видел. Говорят, он называет его своим «орлиным гнездом», где он может размышлять и принимать мудрые решения за утренним кофе с бренди.

— Монлюк, — сказал Дру. — Боже, он еще жив!

— Кто б он ни был, это сокровище, которому они продлевают жизнь.

— Сокровище ли? — спросил Витковски. — Или на самом деле подставное лицо, которым можно манипулировать в своих целях?

— Я не могу делать предположения, чтоб ответить вам, — заявила образованная дорогая девушка по вызову, — но сомневаюсь, чтоб им кто-то манипулировал. Точно так же, как прислуга боится его помощников, они сами, похоже, в ужасе от его гнева. Он постоянно их ругает, а когда грозится уволить, они буквально ежатся от страха.

— А не могут они просто играть роль? — Лэтем внимательно вгляделся в лицо проститутки в тусклом голубом свете.

— Игру мы бы почувствовали, ведь нам постоянно самим приходится играть. Обманщикам редко удается обмануть других обманщиков.

— А вы обманщицы?

— Гораздо более искусные, чем вы думаете, мсье.

— И все равно, должны быть разговоры. Такое поведение не проходит незамеченным.

— Слухи есть. Самый упорный — что старик управляет огромными средствами, неисчислимыми средствами, которые только он может распределять. Еще говорят, что под одеждой у него электронные устройства, постоянно обследующий его, а сигналы от них поступают на медицинское оборудование на четвертом этаже и оттуда в неизвестные места в Европе.

— В его возрасте это понятно. Ему, наверно, за девяносто.

— Говорят, больше ста.

— И все еще сохранил силы?

— Если он играет в шахматы, мсье, я против него много бы не поставил.

— Реле, хлопчик, — вмешался полковник. — Если они запрограммированы на ретрансляцию, их не уничтожишь и не узнаешь, где эти неизвестные места.

— Они хотя бы приведут нас к денежным источникам, пунктам перевода. Поэтому его и обследуют, куда б он ни пошел. Упадет замертво, и сейфы захлопнутся, пока не поступят новые распоряжения.

— И если мы выясним эти пункты, тогда узнаем, откуда идут эти распоряжения, — добавил Витковски. — Нам обязательно надо добраться до верха!

Дру повернулся к уравновешенной, но все еще перепуганной Элиз:

— Если соврали, то проведете остаток жизни в камере.

— Зачем мне врать в такую минуту, мсье? Вы ясно дали понять что я все равно буду просить о свободе.