Протокол «Сигма» - Ладлэм Роберт (2008)

Из ворот вышел пожилой, хорошо одетый американец. Он шел медленно, напряженно, по-видимому, с усилием, держа в руке небольшой чемоданчик. На ходу он разглядывал толпу, пока не увидел водителя лимузина, одетого в форму, к которой была прикреплена маленькая табличка с именем.

Старик помахал рукой, и водитель, сопровождаемый женщиной в белой одежде медсестры, поспешно кинулся к нему. Водитель взял у американца багаж.

— Как прошел ваш полет, сэр? — осведомилась медсестра. Она говорила по-английски с австро-немецким акцентом.

— Ненавижу путешествия, — проворчал старик. — Я уже не в состоянии их переносить.

Раздвигая толпу, медсестра проводила прибывшего к выходу на улицу, где совсем рядом стоял черный “Дэймлер”, и помогла старику забраться в машину. Салон был оборудован всеми стандартными аксессуарами — телефоном, телевизором и баром. В углу находился деликатно укрытый чехлом набор для оказания экстренной медицинской помощи, в котором имелся даже небольшой кислородный баллончик со шлангом и маской, электрический дефибриллятор, а также трубки и иглы для капельниц.

— Ну вот, сэр, — сказала медсестра, как только пассажир устроился на уютном кожаном сиденье, больше похожем на диван, — поездка будет совсем недолгой, сэр.

Старик хмыкнул, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

— Пожалуйста, сообщите мне, не могу ли я что-нибудь сделать, чтобы вам было поудобнее, — заботливо произнесла медсестра.

Глава 19

Цюрих

В вестибюле гостиницы Анну встретил прикомандированный к ней офицер из аппарата прокурора кантона Цюрих. Его звали Бернард Кестинг — низенький, но мощный темноволосый молодой человек с окладистой бородой и сросшимися над переносицей бровями. Он совершенно не улыбался и казался очень деловым и всецело поглощенным своими профессиональными обязанностями: олицетворение швейцарской бюрократии.

Несколько минут ушло на взаимные представления и вымученный разговор, необходимый для соблюдения этикета, а затем Кестинг проводил Анну к своему автомобилю “БМВ-728”, стоявшему на полукруглой подъездной дорожке перед гостиницей.

— Конечно, мы знаем Россиньоля, — сказал Кестинг, распахивая дверцу автомобиля перед коллегой из-за океана. Он был очень уважаемой личностью в нашем банковском сообществе на протяжении многих-многих лет. Разумеется, у моего управления никогда не возникало поводов для того, чтобы допрашивать его. — Анна села в машину, но швейцарец продолжал стоять на месте, держась за ручку распахнутой дверцы. — Боюсь, что мы не совсем отчетливо поняли суть вашего запроса. Знаете ли, этот джентльмен никогда не был причастен к какому-либо криминалу.

— Я понимаю. — Анна протянула руку и сама закрыла дверь. Этот человек нервировал ее.

Усевшись за руль, Кестинг молчал лишь до тех пор, пока машина не выехала на Штейнвиштрассе, тихую улицу около Кунст-хауса, по сторонам которой тянулись жилые дома.

— Он был — или есть — блестящий финансист.

— Я не могу раскрыть вам содержание нашего расследования, — сказала Анна, — и могу лишь сообщить вам, что он не является его объектом.

Кестинг опять ненадолго замолк, а затем продолжал:

— Вы просили организовать защитный надзор. Как вы знаете, мы не могли точно установить его местообитание. — В голосе швейцарца без труда можно было уловить неловкость.

— А что, это общепринятая манера поведения видных швейцарских банкиров? Вот так, просто... исчезать?

— Общепринятая? Конечно, нет. Но ведь он в конце концов удалился на покой. И обрел право быть эксцентричным.

— А как же осуществляются его официальные контакты?

— Через доверенных местных представителей оффшорного объекта, остающегося, впрочем, непрозрачным даже для самих представителей.

— Прозрачность не относится к числу признанных в Швейцарии ценностей.

Кестинг быстро взглянул на нее, очевидно, решая, не могла ли она оказаться самозванкой.