Протокол «Сигма» - Ладлэм Роберт (2008)

Она отсутствовала почти целый день. Даже если Ленц согласился бы принять ее, все равно она не могла провести в помещении фонда более часа или двух. Но она отсутствовала почти двенадцать часов.

Двенадцать часов.

Бен начал не на шутку волноваться.

К восьми тридцати она все еще не объявилась, и Бен отправился в “Швайцерхаус”, находившийся в доме номер два на Штрассе дес Эрстен Май. К тому времени он уже места себе не находил от тревоги — он по-настоящему боялся, что с нею что-то случилось. Что я так горячусь? — одергивал он себя. Она не обязана все время докладывать мне, где находится и что делает.

И все же...

Это было популярное место, известное своим жареным окороком, который подавали с изумительным соусом из хрена и горчицы. Бен сидел один за столиком на двоих, потягивал чешское пиво “Будвайзер” и ждал.

Ждал.

От пива ему нисколько не сделалось спокойнее. Он мог думать только об Анне и о том, что могло с нею случиться.

К десяти часам она так и не дала о себе знать. Он позвонил в гостиницу, но она не пришла туда и не передала никакого сообщения. Он то и дело проверял свой телефон, чтобы убедиться, что тот включен и что она сможет дозвониться до него.

Он заказал обед на двоих, но к тому времени, когда блюда подали, он полностью утратил аппетит.

Около полуночи он вернулся в пустой гостиничный номер. Некоторое время пытался читать, но не смог сосредоточиться.

Надтреснутый, шершавый, как наждачная бумага, баритон Шардана: “Колеса, приводящие в движение другие колеса, — таким был наш образ действий...” И Штрассер проболтался об одной интриге, ведущейся внутри другой... Ленц сказал ему, что ведет работу, которая изменит мир.

Он заснул в одежде, не разбирая постели, не выключив света, и спал очень беспокойно.

Он и Питер лежали бок о бок навзничь на стоявших рядом медицинских каталках, крепко привязанные к ним; над ними возвышался доктор Герхард Ленц, облаченный в полный хирургический костюм и маску. Однако его сверкающие глаза можно было узнать совершенно безошибочно. “Мы сделаем из этих двоих единое целое, — говорил он стоявшему рядом ассистенту с невероятно длинным лицом. — Мы соединим их органы так, чтобы ни один из них не был в состоянии жить без другого. Или они оба вместе выживут, или оба вместе умрут”. Скальпель плясал в руке, одетой в резиновую перчатку, как смычок скрипача-виртуоза, рассекая плоть смелыми, уверенными ударами. Боль была неописуемой.

Напрягая все силы, пытаясь вырваться из пут, он немного повернулся и увидел лицо брата; широко раскрытые, уставившиеся в одну точку глаза, застывшее на лице выражение ужаса.

— Питер! — крикнул он.

Брат молча разинул рот, и влившемся с потолка резком свете Бен смог разглядеть, что у Питера не было языка. В воздухе тяжело запахло эфиром, и к лицу Бена с силой прижали черную маску. Но он не лишился сознания, напротив, чувство тревоги, осознание тех ужасов, которые творили с ним, еще больше усилилось.

Он проснулся в три часа ночи.

Но Анны все еще не было.

Потянулась долгая бессонная ночь.

Он пытался задремать, но у него ничего не получилось. Он испытывал мучительную тяжесть из-за того, что не мог никому позвонить, не мог сделать вообще ничего, чтобы узнать, где же все-таки она находится.

Снова сел, попробовал читать, но не мог сосредоточиться. Он мог думать только об Анне.

О, боже, как же он ее любил!

В семь утра, разбитый, с тяжелой головой, позвонил дежурному администратору гостиницы, чтобы в пятый раз спросить, не поступило ли каких-нибудь сообщений от Анны в течение ночи. Ничего.

Ничего.

Он принял душ, побрился, заказал себе завтрак в номер.

Он знал, что с Анной что-то случилось; он был совершенно уверен в этом. Во всем мире не существовало никакой причины, которая могла бы заставить ее добровольно уйти, не поставив его в известность.

С ней что-то случилось.