Тривейн - Ладлэм Роберт (1995)

— Ничего подобного. Я отлучусь на пятнадцать — двадцать минут, только и всего. Можешь подождать меня в машине.

Филис подошла к кровати и, посмеиваясь, указала на смятые простыни.

— Это я уже слышала. Вы хищник, мистер Тривейн! Мчитесь домой с работы, насилуете непорочную и еще молодую хозяйку, засыпая ее обещаниями, а после того, как ваше желание удовлетворено и вам удалось вздремнуть, принимаетесь звонить по телефону...

Эндрю посадил жену к себе на колени, нежно коснулся ее груди, провел рукой по плечам, Филис шутливо поцеловала его в ухо. Он осторожно переместил ее со своих колен на кровать.

— О Эндрю, ведь мы не можем...

— Еще как можем. Сэм вряд ли объявится раньше чем через час.

Он стал раздеваться. Филис разгладила рукой простыни, легла с краю, ожидая мужа.

— Ты неисправим. За это я тебя и люблю... С кем ты собираешься встретиться?

— С гадким маленьким человечком по имени Родерик Брюс, — ответил Энди, снимая рубашку и забираясь в постель.

— Газетчик?

— Да. И он бы нас с тобой не одобрил...

* * *

Бобби Уэбстер сидел за столом, положив перед собой руки. Он опустил голову и закрыл глаза, чувствуя, что подступают слезы. Дверь кабинета он запер уже давно, теперь ему никто не мешал. Удивительно, но глаза все еще оставались сухими. Подсознательно он знал почему, но ответ этот был так страшен, что он постарался его отбросить. Он потерял способность плакать.

Reductio ad manipulatem[3].

Есть ли такое выражение? Должно быть. Годы изобретения различных заговоров и тайных замыслов, невысказанных, забытых, несчитанных, — сколько их было? Сотни, тысячи?

Сработает или нет? Вот что важнее всего. Человек — всего лишь Икс или Игрек, с ним можно считаться, а можно отбросить как что-то ненужное, в зависимости от обстоятельств. Человек — лишь часть формулы, не больше. Даже такой человек, как он сам.

Бобби Уэбстер наконец почувствовал на глазах слезы. Он уже почти плакал, сам того не замечая.

Пора было идти домой.

* * *

Тривейн шел по густо устланному коврами коридору, направляясь к ступенькам, над которыми висела табличка. Надпись на древнеанглийском гласила: "Пентхаус. Родерик Брюс Он поднялся по ступенькам, подошел к двери и нажал кнопку звонка, оглашая пространство за черной эмалевой дверью с сияющей медной отделкой громким звоном. Из-за двери раздавались приглушенные голоса. Один из них, очень взволнованный, принадлежал Родерику Брюсу.

Дверь отворилась, в холле стояла крупная негритянка-горничная в белой униформе. Вид у нее был весьма внушительный, и занимала она весь проем в дверях. Невозможно было рассмотреть, что происходит за ее широкой спиной.

— Что угодно? — спросила она на певучем диалекте Карибских островов.

— Могу я видеть мистера Брюса?

— Он вас ожидает?

— Он будет рад меня видеть.

— Извините, но скажите, пожалуйста, ваше имя. Он свяжется с вами.

— Меня зовут Эндрю Тривейн, и я не уйду, пока не встречусь с мистером Брюсом.

Горничная стала закрывать дверь, и Тривейн собрался было громко позвать Брюса, как тот вдруг появился сам, словно крохотный хорек, выскочивший из укрытия. Он все слышал, стоя в дверях, в нескольких футах от них.

— Все в порядке, Джулия, — сказал он негритянке. Огромная горничная повернулась, одарив на прощание Тривейна неприязненным взглядом, и, пройдя через холл, исчезла из виду.

— Она с Гаити, знаете ли... Все шестеро ее братьев в банде Макуты. Это как проклятье, нависшее над семьей... Что вам надо, Тривейн?

— Повидаться.

— Как вы проникли сюда? Привратник ничего мне не сказал.

— Он думает, что я пришел к другому жильцу. Не пытайтесь ничего выяснить, мои люди обо всем позаботились. Остальные ничего не знают.