Тривейн - Ладлэм Роберт (1995)

Эта — стоила. Семьдесят пять тысяч долларов в год, никому не известных и не облагаемых налогом. Деньги переводились из Парижа на его счет в Цюрих. Договор был заключен на сорок восемь месяцев и тянул на триста тысяч долларов.

Условия сделки были совершенно очевидны: их интересовал Тривейн, с которым Уолтер Мэдисон работал вот уже десять лет.

Теперь он должен поставлять своим новым клиентам информацию о деятельности патрона во вновь создаваемом подкомитете, которого пока еще не было в природе. Конечно, где гарантия, что Тривейн станет с ним консультироваться? Вот что следует понять. Это был риск — новые клиенты хорошо понимали. Правда, если бы так произошло, Мэдисон мог бы получить информацию из дюжины других источников и в конечном счете отработал бы свои триста тысяч долларов.

Но о случаях, подобных истории в «Плазе», они ведь не договаривались? Совсем нет! Просто глупо втягивать его в такие дела...

Мэдисон открыл верхний ящик стола и вытащил записную книжку в кожаном переплете. Открыв ее на букве "К", записал какой-то номер. Затем поднял трубку.

— Сенатор? Говорит Уолтер Мэдисон...

Через несколько минут руки у адвоката уже не дрожали: случай в «Плазе» не имел к его новым клиентам никакого отношения.

А сенатор был шокирован. И испуган.

Глава 7

В закрытых слушаниях участвовали восемь сенаторов, представлявших различные оппозиционные группы, а также Эндрю Тривейн, кандидатуру которого им следовало утвердить.

Тривейн вошел и сел на свое место рядом с Уолтером Мэдисоном и огляделся... Все как прежде: тот же длинный стол на возвышении, а вокруг строго определенное количество стульев, те же микрофоны напротив каждого кресла, у стены — тот же флаг Соединенных Штатов. И еще столик для стенографиста. Пока не начались слушания, чиновники, разбившись на группки, мирно беседовали. Но вот стрелки часов показали два тридцать, и группки начали рассыпаться. Сенатор от Небраски и Вайоминга по имени Джиллет занял место в центре стола. Подняв молоток, он ударил им по столу.

— Господа, мы начинаем!

Эти слова служили сигналом для тех, кто не принимал участия в слушаниях, покинуть зал. Затем Джиллет объявил повестку дня, и Тривейн сразу почувствовал обращенные на него взгляды присутствующих. Моложавый чиновник в строгом костюме подошел к столу, за которым сидел Тривейн, и поставил на стол пепельницу, кисло улыбнувшись Тривейну, словно собираясь что-то сказать. Но, так ничего и не сказав, удалился. Забавно...

Сенаторы рассаживались, обмениваясь дружескими приветствиями и улыбаясь. Так, видимо, полагалось в той атмосфере деловитости, которая царила в зале. И вдруг Алан Нэпп, сенатор лет сорока, с высоким лбом и прямыми черными, зачесанными назад волосами, включил свой микрофон и дунул в него. Реакция собравшихся оказалась на редкость дружной: все как по команде повернулись в его сторону и серьезно воззрились на Нэппа, что немало удивило Тривейна. В их глазах застыло тревожное ожидание: Нэпп отличался непримиримостью, а порою и грубостью.

Старик Джиллет был из Вайоминга? Нет, из Небраски, подумал Тривейн. Джиллет мгновенно почувствовал возникшее напряжение и постучал молотком. Откашлявшись, еще раз сказал о том, что им предстоит принять ответственное решение.

— Господа, уважаемые коллеги, господин заместитель министра, — сказал он, — шестьсот сорок первая сессия сенатских слушаний объявляется открытой! Стенографиста прошу приступить к своим обязанностям!

Впрочем, стенографист в указаниях не нуждался: с первых же слов Джиллета его пальцы запорхали по клавиатуре. Тривейн понял, что «заместитель министра» — это он, один из многих.