Вместе мы удержим небо - Фьестад Эллен (2013)

Лука присаживается на диван. Осторожно отдирает скотч, разворачивает и откладывает в сторону подарочную бумагу. Внутри – синий светоотражатель в форме сердца.

– Ой. Ну ты дурак! – Она толкает Гарда рукой, все еще наполовину скрытой под гипсом. Он, хохоча, валится спиной на диван.

– Темнеет-то сейчас рано. Я зимой не езжу на велике, но у меня есть права и на вождение машины, вот так.

– Ага, ну тогда остается только приделать его. – Лука вешает рефлектор себе на пальто.

– Ты вроде говорила, что синий – твой любимый цвет.

– Угу.

Гард заглядывает к Луке в платяной шкаф. Вся одежда там черного цвета. Брюки, джемперы, трусы, лифчики. Ни одной цветной вещи.

– И с каких это пор ты на синий запала? Вроде как по твоим шмоткам этого не скажешь…

Лука пожимает плечами. Заглядывает в ярко-синие глаза Гарда.

– Что, я не могу сама решить, какой у меня любимый цвет? – Она протягивает ему загипсованную руку. – Дерни-ка, а?

– Ты серьезно?

Лука обреченно вздыхает. Стаскивает остатки гипса сама. Пробует пошевелить пальцами. Рука стала тоненькой и совершенно белой. Лука поднимает глаза на Гарда.

– Работает как миленькая. – Она улыбается. – А вот у меня нет для тебя подарка. Я же не знала, что ты зайдешь ко мне.

– Разумеется, не знала. И это вовсе не подарок на Рождество. Я просто хотел извиниться. Я думаю о тебе каждый день.

– Но ведь все закончилось прекрасно.

– Все не очень прекрасно закончилось.

Лука отмахивается. В суставе руки возникает неприятное ощущение скованности, но Лука ничего не говорит.

Гард отдирает с краю пластик, которым заделано окно.

– Здесь нельзя жить. Ты же можешь заболеть. Давай-ка собирайся ко мне. До тех пор, пока я не разберусь с твоим окном. Но ключ у меня только один, так что придется тебе все время держаться поближе ко мне, – улыбается он.

Раны у обоих зажили хорошо.

Края ровно прилегают друг к другу, дырочки от иглы, которой накладывали швы, оставили крохотные точки на белой коже, вот и все.

Там, где пролегали раны, уже ничего не болит.

Вот только в груди щемит немного, если мы беремся за что-нибудь неподъемное.

Что-нибудь, что слишком тяжело перенести.

13

Они с трудом прокладывают себе путь через заваленный снежными сугробами город. В здании фабрики их встречает приятное тепло.

– Можешь спать в кровати. А я лягу на диван.

Лука вдруг погрустнела.

– Тут такое дело, я отдал свой матрас одному человеку, менее состоятельному, чем я, – усмехается Гард.

– А хочешь, я могу сходить и притащить его? Рука-то у меня теперь работает нормально.

Гард выглядывает в окно, смотрит на царящий там снежный хаос.

– Да нет, все путем… – улыбается он. – Клевый же диван, не бери в голову. Я так и так чаще всего только до дивана и добираюсь.

Он освобождает три полки на одном из книжных стеллажей. Относит свои вещи в чуланчик рядом с туалетом.

– Вот. Клади сюда свои шмотки. И всякие другие женские прибамбасы, которых у тебя наверняка полно.

Она ставит рюкзак на пол.

– Ну ладно, пожалуй, останусь здесь, но только на эту ночь.

Наступает ночь, и Лука засыпает. Здесь, у Гарда, так спокойно и тихо. Можно ни о чем не волноваться и просто спать.

Гард сидит на диване с письмом в руке. Сначала он читал его каждый день. В последние же годы он достает его только после того, как побывает на могиле. Просто смотрит на него, читать слова нет необходимости, он давным-давно помнит их наизусть.

«Трать деньги на то, что придаст тебе уверенности в завтрашнем дне», – написал отец.