Киммерийское лето - Слепухин Юрий Григорьевич (1983)

И еще Ника очень боялась внезапного приезда сестры. Тогда ей пришлось бы уговаривать сразу двоих, а на это может не хватить ни настойчивости, ни аргументов. Вот если бы к моменту возвращения Светки у нее было бы уже принципиальное согласие командора… Она украдкой посмотрела на него, сидящего на другом конце стола, и вдруг прямо столкнулась с его взглядом — внимательным, словно изучающим. Ей панически захотелось провалиться, исчезнуть, вообще перестать быть. «Как я пойду к нему?» — подумала она с отчаянием.

Но идти все равно пришлось. Настал момент, когда оттягивать визит стало уже нельзя, и Ника поплелась к командорской палатке, совершенно не представляя себе, что будет говорить и какими доводами подкрепит свою просьбу, чтобы она не показалась бессмысленной и несерьезной.

Игнатьев сидел за своим дачным столиком, осторожно раскладывая на листе бумаги какие-то бесформенные плоские комки, коряво обросшие ржавчиной. Палатку, одно полотнище которой было поднято с северной стороны, приятно продувало ветром, и угол бумажного листа на столе все время шевелился, словно пытаясь приподняться и улететь.

— Садитесь, — коротко сказал Игнатьев, указав ей на складной стул из алюминиевых трубок, обтянутых брезентом. — Я сейчас, одну минутку.

— Пожалуйста, это совершенно не к спеху… — прошептала Ника.

Командор повозился еще немного с бурыми комочками, бережно перекладывая их так и эдак, словно решая головоломку; потом осторожно, взяв за углы, передвинул лист с ними на край стола и, положив перед собой переплетенные пальцами кисти рук, посмотрел на Нику — опять так же в упор и изучающе, как за столом во время обеда.

— Итак, вы хотите остаться в отряде, — сказал он. — Почему?

— Здесь так хорошо, — пробормотала Ника. — Очень тихо… Я так хотела побыть где-то, где тихо и где можно… ну, просто сидеть, думать… никуда не спешить…

— Сидеть, думать. А через неделю вам это занятие надоест, и тогда что прикажете с вами делать? Давать провожатого До Москвы?

— Мне не надоест, — сказала Ника негромко и убежденно.

Игнатьев посмотрел на нее, помолчал.

— Вы что, увлекаетесь археологией? — спросил он. — Работали в каком-нибудь кружке? Или просто начитались Керама?

— Керама я читала, — кивнула Ника. — И «Библейские холмы» тоже… не помню автора, тоже немец, по-моему…

— Церен, — подсказал Игнатьев. — Ясно. Вы, значит, решили, что мы тут тоже раскопаем какое-нибудь восьмое чудо света.

— Вовсе нет, — Ника покачала головой. — Дмитрий Павлович, я ведь могла бы сейчас сказать что угодно… что с детства увлекалась археологией и все такое. Но я не хочу врать. Эти книжки… мне их было интересно читать, и только. А здесь мне нравится. Я, конечно, понимаю, что это не такие уж важные раскопки… ну, наверное, работать в Египте, или в Мексике где-нибудь, или в Ираке — это ведь, наверное, интереснее, чем раскапывать такие вот маленькие городища, как здесь…

— В принципе — интереснее, — Игнатьев улыбнулся. — Но я должен сказать, что настоящий археолог испытывает одинаковое волнение, какой бы важности объект он ни вскрывал… если относиться к делу серьезно. Однако мы отклонились. Почему вы вдруг решили не продолжать путешествие вместе с сестрой? Вы поссорились в пути?

— Нет, мы не ссорились…

— Что же тогда произошло? Если бы не наш лагерь, вы бы захотели остаться в другом месте при возможности?

— Я не знаю… наверное, — сказала Ника. — Просто… мне не нравится такая манера проводить время. Я люблю, чтобы было тихо… А у них наоборот — чем больше шума, тем им интереснее. Я ведь знаю, они и на Кавказе остановятся где-нибудь в самом шумном месте… чтобы побольше народу, чтобы можно было играть в волейбол и все такое…

— Наши ребята тоже играют в волейбол, — заметил Игнатьев. — И у нас тут не так уж тихо, в этом вы могли убедиться.