В осколках тумана - Хайес Саманта (2010)

— О! — Мой взгляд устремлен на занавеску в конце коридора, за которой находится мама.

— Я работаю с беременными несовершеннолетними. Эта тема меня особенно волнует.

— Вот как? — Я слушаю рассеянно. Маму вот-вот засунут в трубу, а она ненавидит замкнутые пространства. Я разрываюсь на части. Остаться с Дэвидом? Или побежать к маме?

— Все происходит конфиденциально. Мы консультируем девушек, помогаем принять решение, предлагаем убежище.

— Маму сейчас сканируют. — Я его почти не слушаю.

— Джулия. Сейчас ты ничего не можешь сделать. Остается только ждать. — Дэвид кладет мне руку на спину. — Все будет хорошо. Давай выпьем чего-нибудь горячего, посидим, поговорим. Я побуду с тобой, пока она не выйдет оттуда в целости и сохранности. Согласна?

Запах, исходящий от него, дурманит, и я покорно соглашаюсь. Дэвид уводит меня от кабинета МРТ и ведет в столовую для сотрудников. Там он покупает мне кофе.

— Скажи, что самое худшее? — спрашиваю я. — Какой результат, по-твоему, самый ужасный и безнадежный? Может, тогда, получив реальные результаты, я подумаю, что все не так уж плохо.

Дэвид спокоен, мой мрачный настрой, похоже, его не огорчает.

— Должен признаться, случай твоей матери — настоящая загадка. — Он смотрит в сторону. — Могу лишь сказать, что хочу ей помочь. Я всей душой хочу, чтобы она снова заговорила. Есть столько…

— Дэвид, скажи, какой диагноз самый худший?

Он смотрит на меня, вздыхает.

— Опухоль мозга. Повреждение первичного слухового центра головного мозга, — например, в результате травмы головы. Удар, результатом которого стали патологические изменения и поражение тканей речевых центров мозга. Аневризма сосуда мозга. Возможно, сейчас она ее не убьет, но в случае кровотечения…

— Пожалуйста, хватит… — Я вскидываю руки. Не верю. Я не хочу, чтобы маму положили в гроб и похоронили еще до того, как она сдаст анализ. — Ладно, а лучший результат, на который можно надеяться?

— Если не выявятся патологические изменения. Мы все на это надеемся, Джулия. — Дэвид тянется над липким столом и берет меня за руку. — Я с нетерпением жду нашего свидания…

Да, будет огромным облегчением хотя бы один вечер не думать о маме.

— Так ты умеешь готовить? — улыбаюсь я. — Надеюсь, когда я приду к тебе в гости, меня ожидает пир, а также буйное веселье, насколько…

— Насколько это доступно для старика, да? — Взгляд Дэвида серьезен. Но тут же на его лице расплывается улыбка. Интересно, зачем он называет себя стариком? Ведь он вовсе не старик!

— Для зрелого мужчины, — поправляю я. Честно говоря, меня это даже возбуждает. — По-моему, это здорово, — признаюсь я, краснея, потому что у нас было всего одно свидание и легкий, словно бабочка, поцелуй. Вряд ли он считается.

— Пойдем, — нежно говорит он. — Посмотрим, может, они уже закончили. Наверное, Мэри немного растеряна.

Мы снова идем длинными коридорами. Меня вдруг осеняет.

— Раз уж я здесь, то, пожалуй, надо навестить Грейс Коватту. Ты слышал об этом случае?

В душе я надеюсь, что Дэвид пойдет со мной.

— Надо быть глухим и слепым, чтобы не слышать, — замечает Дэвид и добавляет: — Прости. Бесчувственно с моей стороны. Ужасный случай. — Он сокрушенно качает головой.

— Интересно, как продвигается расследование? — вопрошаю я.

Иногда Эд рассказывает о своей работе. Поразительно, как много информации можно извлечь из невидимых глазу пятнышек и крупинок.

— Грейс так и не заговорила, и пока им больше нечем заняться. Полиция прочесала то место, где я ее нашла, но ничего не обнаружила.

Надо бы позвонить Эду, расспросить на правах родственницы. Пусть почти бывшей.

— Ну вот, видишь? С ней все в порядке, — говорит Дэвид, кивая.

Мама стоит посередине длинного белого коридора. Она смотрит в одну сторону, потом в другую. Она не знает, куда идти.