Немногие возвратившиеся - Эудженио Корти

Несколько мгновений никто не шевелился. Итальянцы трусливо попятились к выходу. Лишь один из них остался рядом со мной. Он лихорадочно шептал мне на ухо, что я не знаю, какими чудовищами могут быть немцы, и молил не связываться с ними.

Мне чудом удалось выйти из безнадежного положения живым. Ничего другого не придумав, я воскликнул на ломаном русском языке:

– Я – офицер и джентльмен! И не стану марать руки! Я буду говорить с вашими офицерами!

Похоже, они поняли только слово джентльмен, которое и произвело на них впечатление. Естественно, я поговорил с офицерами, но ничего не добился.

В итоге мы устроили раненого на скамье в другой комнате. Там было очень холодно и к тому же немилосердно дуло из проломов в стенах. В одно из мгновений, когда несчастный пришел в сознание, он отдал мне свой бумажник, умоляя, чтобы я переслал эту вещь его семье, конечно, если мне суждено выжить. Еще он просил передать его близким, что он умер с мыслями о них и о Боге.

Я всячески пытался подбодрить раненого. Но когда я снова спросил его, он ли стрелял в нас, тот снова не ответил. Мне так никогда и не довелось получить ответ на этот мучивший меня вопрос.

Второго раненого мы устроили здесь же, прикрыв дыру в его черепе носком. Другого перевязочного материала у нас не было.

Мы вышли на улицу, в темноте слышались автоматные очереди. Мне казалось, что я вот-вот умру от усталости.

Где-то там в темном небе была обитель Господа. А я, маленький и ничтожный, стоял на грешной земле. Было очень холодно. Мне так хотелось остаться человеком!

Я вернулся в промерзший хлев. Все-таки следовало немного поспать. Вздохнув, я заполз под одеяло, которое теперь напоминало на ощупь листовую сталь.

Глава 7

22–24 декабря

Через несколько часов меня разбудил солдат. Он настойчиво тряс меня за плечо и повторял:

– Signor tenente, вставайте, немцы и итальянцы готовятся уходить! Они уже строятся.

Было, должно быть, около полуночи. Я с огромной неохотой сел. Опять идти на этот убийственный мороз? Конечно, и в нашем хлеву температура была ниже нуля, но здесь, по крайней мере, не приходилось каждую минуту думать о том, что вот-вот замерзнешь до смерти.

Мои носки и ботинки совершенно заледенели. Надевать их было нестерпимой мукой. Сделав над собой титаническое усилие, я все-таки встал и принялся будить остальных. Несколько человек отправились вслед за мной, но большинство осталось на месте. По-моему, эти люди уже отказались от борьбы.

На улице везде лежали люди, и с первого взгляда было непонятно, кто из них еще жив. На утоптанном снегу возле лазарета майор собирал людей. На небольшой площадке столпилось около половины роты. Нас тоже включили во вновь сформированное подразделение. Но это вовсе не означало, что оно куда-то пойдет.

На краю деревни мы заметили нечто вроде естественно образовавшейся траншеи (вероятно, это было старое русло ручья), которая тянулась по краю долины. Майор приказал нам занять ее. Справа и слева немцы возводили оборонительные сооружения. У них было очень много автоматического оружия. А у нас – только обычные винтовки и мушкеты да еще моя трофейная русская полуавтоматическая винтовка.

Ночь придавила землю своей тяжестью. Несколько голых деревьев, чудом уцелевших возле нашего окопа, тянули свои тонкие, обледеневшие ветви к небу. Но мы не считали их товарищами по несчастью. Такой ночью у каждого живого существа достаточно собственных забот, и ему нет никакого дела до других страждущих.

На некоторое время я замер без движения, внимательно всматриваясь во тьму. Следовало осмотреться. Там впереди, в густых камышах, засели солдаты противника. Судя по всему, их было очень много и они были прекрасно вооружены. Мне показалось, что автоматные очереди русских теперь раздавались ближе. Справа и слева изредка огрызались немецкие автоматы.