Европейцы - Джеймс Генри (1979)

Фледа сделала глубокий вдох: в бедной своей приятельнице она разглядела далеко не только светскую невозмутимость, но и неприкрытое ликование, эмоцию сравнительно простую и понятную. Справедливости ради нужно сказать, что ликование ее было вызвано не столько тем, что она совершила, сколько тем как – провернув операцию под стать тем, память о которых хранится в анналах выдающихся преступлений.

– Удалось, потому что я все предусмотрела и ничего не оставила на волю случая: каждый этап был тщательно спланирован, оставалось только претворить замысел в жизнь, и я уложилась в считаные часы. Во многом это был вопрос денег: о, с расходами я не считалась! – без многочисленных помощников мне было бы не справиться. Целая армия рабочих, упаковщиков, грузчиков и иже с ними, включая тех, кто мог предоставить вместительные фургоны. Пришлось договариваться на Тоттенхем-Корт-роуд, пообещать хорошую цену. Я еще не расплатилась – счет будет чудовищный, – но главное, дело сделано! Экспедиция должна была пройти как по маслу – это решало все! «Даю вам два дня, – сказала я. – Ни секунды больше». Мы ударили по рукам, и за два дня они управились. Во вторник утром приехали, в четверг их уже не было. Да, не скрою, в среду некоторые работали всю ночь напролет. Я все продумала до мелочей; я с ними носилась, улещивала как могла, только что в постель не укладывала. О, я была в ударе – они мною очарованы. Я не ела и не спала, но спокойна была при этом вот как сейчас с вами. Не знаю, что там у меня внутри приключилось… любопытно было бы выяснить. Да будет вам известно, дорогая, я уникум: вот этими руками я поднимала тонны и тонны! Я устала, очень, очень устала – но нигде ни щербинки, ни царапины, цело все до последней чайной чашки! – Великолепная в своей трудовой усталости и своем торжестве, миссис Герет снова бессильно упала на диван, глаза ее смотрели сразу повсюду – чего только в них не отражалось! – руки ее беспрестанно потирали одна другую – чего только они не выдавали! – Честное слово, – рассмеялась она, – а вещи-то и впрямь смотрятся здесь лучше!

Слушая ее, Фледа все больше сжималась от ужаса.

– И что же, в Пойнтоне никто даже голоса не подал? Не забил тревогу?

– Да кому там было бить тревогу? Оуэн почти демонстративно предоставил меня самой себе. Я выбрала время, когда, по моим расчетам, нечаянных гостей можно было не опасаться.

У Фледы на языке крутился вопрос, задать который она не решалась: вряд ли стоило спрашивать миссис Герет, не боялась ли она подвоха со стороны слуг? К тому же Фледе были известны некоторые секреты ее взбалмошного домоуправления, где все держалось на перепадах от встрясок до смирения, от провокаций до причуд – и в этой тактике миссис Герет достигла такого искусства, что горничные наперебой просились ехать с ней в Рикс. Миссис Герет, проницательно угадав все, о чем подумалось ее гостье, сама, упреждая вопрос, с подкупающей откровенностью на него ответила:

– Вы хотите сказать, что я была под надзором – что у него имелись соглядатаи, обязанные немедленно доносить ему, едва заметят, что я что-то «затеваю»? Совершенно верно. Я знаю, кого вы подозреваете, всех троих: я и сама их подозревала. Ну да ничего, с ними я разобралась по-своему – стали как шелковые.

Фледа никого персонально не подозревала; она никогда не верила басням о соглядатаях, но тон миссис Герет ее заинтриговал.

– Что же вы с ними сделали?

– Взяла их в оборот – доверила ответственное дело. Заставила работать на себя.

– Мебель грузить?

– Помогать, и помогать так, чтобы мне угодить. Единственный верный способ, и этого они ожидали меньше всего. Я сама отправилась к ним, посмотрела каждому в глаза и предоставила решать: кому они хотят угодить – мне или моему сыну. И каждый расстарался для меня. Глупцы!