Европейцы - Джеймс Генри (1979)

– О, – сказал он с почтительной завистью, в которой присутствовало что-то комичное, – конечно, не каждый может равняться с Биделом.

– Вот то-то и оно. Мы говорим только о людях с весом.

Бедняга совсем растерялся. Воцарилось глухое молчание. Прошла добрая минута, прежде чем он, набравшись духа, спросил:

– А я… я, по-вашему… в этом смысле… достаточно вешу?

Для Байта это был мед, и он взялся за ложку:

– А это в немалой мере зависит от того – не правда ли? – как вы проявили бы себя или, иначе, как бы себя показали, приключись с вами большая беда – катастрофа.

Мистер Маршал побледнел, но обходительности не утратил:

– Мне нравится, как вы говорите об этом, – и он бросил взгляд в сторону Мод, – о катастрофах!

Байт не преминул отдать своему гостю должное:

– Ну, это прежде всего потому, что мы сейчас являемся свидетелями такой катастрофы. Бидел показывает нам пример того, что и катастрофу настоящий человек обращает себе на пользу. Своим отсутствием он в два, в четыре раза расширил свое присутствие.

– Да, да! Именно. – Мистер Маршал всем сердцем был на стороне Байта. – Что может быть замечательнее этого всеобъемлющего присутствия! И все-таки ужасно, что самого его тут нет! – Мистера Маршала крайне угнетало это прискорбное обстоятельство: невозможность совместить несовместимое. – Если, – добавил он, – его и в самом деле нет!..

– Конечно нет, – отрезал Байт, – раз он мертв.

– Мертв! Так вы считаете, никаких сомнений уже быть не может?

Он выдавил это из себя, запинаясь, словно из недр переполненной души. С одной стороны, он не ждал для себя ничего хорошего – будущее виделось во мраке, но с другой – ему вроде как очищали место. С исчезновением Бидела, пожалуй, открывались новые возможности, и теперь он, очевидно, решал вопрос, как сделать так, чтобы числиться в мертвых, но оставаться в живых. Одно, во всяком случае, он уже совершил: своим вопросом побудил Байта перевести взгляд на Мод. Она тоже взглянула на него, глаза их встретились, но на этот раз она ничего у него не спрашивала, ни о чем не просила. Она не понимала его, а то, что он проделывал с их гостем, только вбивало между ними клин. И если даже Байт остановил на ней взгляд в надежде, что она поможет найти правильный ответ, ей нечего было ему подсказать. Так ничего и не дождавшись, он ответил сам:

– Я поставил на нем крест.

Маршал обомлел, потом, придя в себя, сказал:

– В таком случае ему надо поскорее объявиться. То есть, – пояснил он, – вернуться и решать самому… на основе собственного впечатления.

– От шумихи, которую он поднял? О да, – Байт мысленно оценивал ситуацию, – это было бы идеально.

– А его возвращение, – чуть робея, продолжал Маршал, – еще добавило бы… э… какое словцо вы употребили?.. к «шумихе».

– Да, но это невозможно !

– Невозможно? Потому, вы считаете, что и так уже шум до небес?

– Нет, черт возьми. – Байт звучал почти резко. – Невозможно, чтобы вернулся. Мертвые не возвращаются!

– Нет, то есть да… если человек на самом деле умер.

– О том и речь.

Мод из жалости протянула бедняге соломинку:

– По-моему, мистер Маршал ведет речь о том случае, когда человек на самом деле не умер.

Маршал бросил на нее благодарный взгляд, и это ее подстегнуло:

– Пока не все еще кончено, можно вернуться.

– И застать шум-бум в полном разгаре, – сказал Байт.

– Да-да. Прежде чем, – подхватил Маршал, – иссякнет интерес. И тогда он, естественно, уж наверняка… наверняка… не спадет.

– Не спадет, – подтвердил Байт, – если к тому времени, постепенно затухая – потому что наш герой слишком долго медлил, – уже полностью не угаснет.

– О, конечно, – согласился гость, – слишком долго медлить нельзя. – Перед ним явно открылась некая перспектива, куда влек за собой предмет разговора. Но прежде, чем сделать следующий шаг, он выдержал паузу. – А как долго, по-вашему… можно?