Европейцы - Джеймс Генри (1979)

Потрясающая, ничего не скажешь! Настолько потрясающая, что все трое побледнели, как побледнели в тот, другой раз, когда на том же месте услышали ту, другую весть, а теперь, ошеломленные, долго стояли неподвижно и молча в ожидании, прежде чем выкрик, мгновенно размножившийся, снова достиг их слуха.

– Возвращение?..

– Из мертвых – вот те раз! – Бедняга Маршал не мог унять дрожь.

– Значит, он не?.. – запнулась от изумления Мод, вместе с ним адресуясь к Байту.

Но сей гениальный молодой человек явно был столь же сильно поражен.

– Как, он жив? – вырвалось у него чуть ли не с долгим радостным стоном, в котором прозвучавшее в первый миг восхищение пополам с удивлением тут же уступило чувству комического. И Говард Байт безудержно – собеседникам, пожалуй, показалось, даже истерически – расхохотался.

Мод Блэнди и Мортимер Маршал стояли, пяля на него глаза.

– Так кто же мертв? – фистулой взвизгнул Маршал.

– Боюсь, что вы, мистер Маршал, – перестав смеяться, ответил после паузы молодой человек, и это прозвучало так, будто он видит, до какой степени мертв.

Маршал совсем потерялся.

– Но кого-то же убили!..

– Кого-то – несомненно, но Бидел, так или иначе, уцелел.

– Значит, он вел игру?.. – Нет, такое не укладывалось у Маршала в голове.

Но Мод тут интересовало даже не это.

– И ты все время знал? – спросила она Байта.

Он ответил взглядом, который в первый миг ее озадачил, но она тут же поняла, наполовину радуясь, наполовину огорчаясь, что ее гений куда проще, чем ей мнилось.

– Если бы! Я и в самом деле верил.

– С начала и до конца?

– Нет. Но после Франкфурта – верил.

– И сегодня вечером ничего не ведал?

– Разве только по состоянию своих нервов.

– Да, нервное у тебя, должно быть, состояние. – При всем том ей и теперь было жаль его. Откровенно говоря, она скорее испытывала нечто вроде разочарования. – А я, – самодовольно объявила она, – не верила.

– Что бы вам сказать об этом тогда, – бросил ей Маршал. – Вы спасли бы меня от неловкости и…

Но Байт его перебил:

– Да верила она – верила, чтобы разделаться со мной!

– Разделаться с вами?

Мод сделала Байту знак рукой:

– Он же не понимает.

Он, то бишь мистер Маршал, и впрямь имел почти трагический вид.

– Не понимаю. Ни аза не понимаю.

– Никто из нас не понимает, – успокоил его Байт. – Нам надо с этим кончать.

– Вы думаете, и мне непременно надо?

– Вам, сэр, – усмехнулся Байт, – в первую голову. Все места, как видите, плотно заняты.

Его клиент, однако, не унимался:

– А вдруг он снова умрет?

– Если и умрет, то тут же снова оживет. Он никогда не умрет. Это мы умрем. А он – бессмертен.

Байт оглядел его, этого неугомонного вопрошателя, с головы до ног; бедняга прислушивался к газетчикам на Стрэнде, из которых ни один, увы, все еще не добрался до них. И казалось, пришибленный утраченной возможностью, сам уже знал, что не в его силах суметь воспользоваться даже этой желанной помощью. И пожалуй, именно поэтому никак не мог угомониться.

– И это поднимет вокруг него еще больший шум?

– Его возвращение? Колоссальный. Ведь – подумать только! – это как раз то, о чем – помните? – мы с вами говорили как об идеальном варианте. То есть, – улыбнулся Байт, – человека считают пропавшим и в то же время…

– Его обнаруживают, – вожделенно пробормотал, словно в раздумье, Маршал.

– Он становится сенсацией, – продолжал Байт, – благодаря собственному крушению, а он вовсе не настолько сокрушен, чтобы не знать, какой вокруг него поднят шум.

Мод такое положение вещей тоже крайне воодушевляло.

– От всего отказаться и в то же время все иметь.

– О, даже лучше, – сказал ее друг, – иметь куда больше, чем все, и больше того, от чего отказался. Бидел, – не преминул он растолковать «третьему лишнему», – будет теперь иметь много больше.