Европейцы - Джеймс Генри (1979)

– Я буду хранить ваши письма, – только и сказал в ответ Феликс.

– Я не пишу писем. Не умею.

После чего Гертруда сидела некоторое время молча, а ее собеседник смотрел на нее, желая лишь одного: чтобы ухаживать за дочерью оказавшего им гостеприимство старого джентльмена не считалось «вероломством».

День был на исходе, заметно удлинились тени; в закатном небе сгустилась лазурь. На другом берегу появились двое: выйдя из дому, они шли по лугу.

– Вон Шарлотта и мистер Брэнд, – сказала Гертруда. – Они идут сюда.

Но, дойдя до озера, Шарлотта и мистер Брэнд остановились; они стояли и смотрели на противоположный берег, не делая, однако, попытки перебраться, хотя к их услугам была оставленная Феликсом вторая лодка. Феликс помахал им шляпой – кричать не имело смысла, они все равно не услышали бы. Не отозвавшись никак на его приветствие, они повернули и пошли вдоль берега.

– Мистер Брэнд, как видно, человек крайне сдержанный, – сказал Феликс, – со мной он, во всяком случае, ведет себя крайне сдержанно. Сидит, подперев рукой подбородок, и молча на меня смотрит. Иногда он отводит взгляд. Ваш отец говорит, что он необыкновенно красноречив; мне хотелось бы его послушать. По виду он очень незаурядный молодой человек. Но говорить со мной он не желает. А я так люблю цветы красноречия.

– Он очень красноречив, – сказала Гертруда, – но без всяких цветов. Я много раз его слушала. Я знала, как только они нас увидели, что они не захотят сюда перебраться.

– А! Он неравнодушен к вашей сестре, как говорится, il fait la cour [42] . Им хочется побыть вдвоем?

– Нет, – сказала сдержанно Гертруда. – Если они вдвоем, то не по этой причине.

– Но почему он за ней не ухаживает? – спросил Феликс. – Она так красива, так деликатна, так добра.

Гертруда взглянула на него, потом посмотрела на удалявшуюся пару, которую они сейчас обсуждали; мистер Брэнд и Шарлотта шли рядом; чем-то они напоминали влюбленных, чем-то – нет.

– Они считают, что мне не следует находиться тут.

– Со мной? Я думал, у вас на это смотрят иначе.

– Вы не понимаете. Вы очень многого не понимаете.

– Я понимаю, как я глуп! Но почему же Шарлотта и мистер Брэнд, ваша старшая сестра и священник, которым дозволено прогуливаться вдвоем, не явятся сюда и не надоумят меня, не прервут это незаконное свидание, на которое я вас завлек?

– Они никогда себе этого не позволят, – сказала Гертруда.

Изумленно подняв брови, Феликс несколько секунд на нее смотрел.

– Je n’y comprends rien! [43] – воскликнул он, потом обратил взгляд вослед удалявшейся строгой паре.

– Что бы вы мне ни говорили, – заявил он, – но ваша сестра явно не безразлична к своему статному спутнику. Ей приятно идти с ним рядом. Мне и отсюда это видно.

Увлеченный своими наблюдениями, Феликс поднялся с земли. Поднялась и Гертруда, но она не пыталась состязаться с ним по части открытий; она предпочитала в ту сторону не смотреть. Слова Феликса потрясли ее, но ее держала в узде известная деликатность.

– Конечно, Шарлотта не безразлична к мистеру Брэнду, – сказала Гертруда, – она о нем самого высокого мнения.

– Да это же видно… видно! – повторял, склонив набок голову, поглощенный созерцанием Феликс. Гертруда повернулась к противоположному берегу спиной; ей неприятно было туда смотреть, но она надеялась, что Феликс скажет еще что-нибудь. – Ну вот они и скрылись в лесу, – добавил он.

Она тут же повернулась снова.

– Шарлотта в него не влюблена, – сочла своим долгом объявить Гертруда.

– Тогда он в нее влюблен, а если нет, то напрасно! В своем роде она идеал женщины. Она напоминает мне старинные серебряные щипцы для сахара, а я, как вам известно, до сахара большой охотник. И она очень с мистером Брэндом мила, я не раз это замечал, и нежна, и внимательна.

Гертруда несколько секунд раздумывала. Наконец она приняла важное решение.