Крадущиеся на глубине - Эдвард Янг

Однажды вечером мы пригласили в гости офицеров стоящей рядом с «Морским львом» русской субмарины. Была договоренность, что с ними придет переводчик, но в последний момент оказалось, что он занят чем-то другим. Учитывая, что гости и хозяева не имели возможности понять друг друга, вечер обещал стать весьма своеобразным. Русские пришли, пожали нам руки и чинно расселись в кают-компании. Мы поставили на стол джин, виски, бренди, ром и шерри и знаками предложили им выбирать. Они всем коллективом остановились на виски и выпили свои порции быстро, аккуратно и, главное, все одновременно. Затем они решили попробовать шерри. Мы постарались не показать свое удивление, удовлетворили просьбу гостей, а сами налегли на виски. Тут выяснилось, что один из гостей немного говорит по-немецки. Припомнив, что я тоже учил его в школе, мы кое-как начали разговор на языке нашего общего врага. Надо сказать, алкоголь оказался отличным переводчиком. К тому времени, когда наши гости добрались до джина (который понравился им больше, чем водка), беседа уже текла весьма оживленно. Мы притащили географический атлас и стали показывать им наши родные города. Они сказали, что вряд ли сумеют побывать в других странах, поскольку заграничные поездки не поощряются советским руководством. К сожалению, этот очень удачный опыт общения союзников не был повторен.

Покидая Англию, мы предполагали, что будем плавать между айсбергами и паковыми льдами. Но на этом участке Северного Ледовитого океана вода не замерзает, согреваемая теплым течением Гольфстрима. Во время патрулирования между Кольским заливом и мысом Нордкап мы ни разу не встретили плавающие льдины, зато часто сталкивались с другим неприятным явлением: в погожий ясный день видимость значительно снижалась, если вообще не пропадала, из-за намораживания ледяной корки на линзах перископа. Если же шел снег, разглядеть что-нибудь вокруг было невозможно. Во время долгих ночных бдений на поверхности водяная пыль, замерзая, покрывала ледяной коркой наши лица, одевала в ледяные панцири палубное орудие и башни перископов, а заодно и переговорное устройство на мостике. Крупные сосульки свисали с сетеотводного троса, иногда они достигали таких размеров, что капитан всерьез беспокоился о нашей остойчивости. В этих условиях существовала вероятность замерзания главных воздушных клапанов, что в случае чрезвычайной ситуации помешало бы нам осуществить срочное погружение. Поэтому в течение ночи их приходилось часто проверять. Водяная пыль покрывала тонкой ледяной пленкой края люка боевой рубки, поэтому их приходилось вытирать каждые пятнадцать минут. Однажды утром, когда заканчивалась моя вахта и мы начинали очередное погружение, я неожиданно обнаружил, что не могу плотно закрыть люк из-за намерзшего льда. Лодка уже погружалась, и через мгновение вода должна была залить мостик. Я крикнул вниз Колвину, что не могу закрыть люк. Его круглая рыжебородая физиономия появилась в рамке нижнего люка.

– А ты повисни на нем, – спокойно посоветовал он, – от твоей тяжести он наверняка закроется.

И я действительно повис на люке, страшно разозлившись на капитана, не проникшегося опасностью момента. Через щель мне на голову вылилось никак не меньше половины Северного Ледовитого океана. Как тут не вспомнить другой случай, когда я тоже находился в боевой рубке, а на голову рушилась вода? Но, судя по всему, Колвин знал, что говорил. Вода растопила лед, к тому же значительно возросло давление на люк, и к тому моменту, когда мы достигли перископной глубины, я смог его задраить. Лишившись дара речи от холода и злости, я сполз вниз и отправился переодеваться. И только немного успокоившись, я сумел оценить забавную сторону ситуации.

Патрулирование в арктических водах оказалось достаточно скучным и однообразным. Целей почти не было, возможно благодаря успешным действиям «Тигриса» и «Трезубца» или из-за погоды. Мне запомнились два эпизода.