Рукопись, найденная в чемодане - Марк Хелприн (2012)

– Порой показывают интересные программы.

– Даже если бы они были, а их на самом деле нет, вы поступаете дурно, пялясь в телевизор. Экран порабощает вас не хуже узурпатора Клавдия.

– Вы, – сказал жрец, тыча в меня пальцем, – сумасшедший. Вы ненавидите меня, – заявил он с возмущением в голосе, – из-за того, что я пью кофе.

– Это мне не впервой, – пробормотал я себе под нос, а потом, поскольку доктор ушел, а вудуист от меня отвернулся – не потому, что у него не было сил спорить, но потому, что начиналась новая программа, – я повалился на подушки, испытывая слабость и горечь от поражения, и предался воспоминаниям.

Я проиграл свою битву с миром. Никогда больше я не смогу и ногой ступить в свою собственную страну или же заговорить с кем-нибудь на своем собственном языке, за исключением озорного чудо-ребенка или озабоченных сексом бразильских морских кадетов, от которых требуют слушать мой курс. Я давным-давно порвал со всеми своими друзьями или же они со мной порвали. К большинству из них я начинал испытывать сильнейшую неприязнь через двадцать – тридцать лет, обнаруживая, что совершенно их не знаю и что они способны бросать семьи, менять убеждения и задирать меня из-за того, что я не пью кофе.

А кофе, эта отрава, этот грязный, зловонный яд и разрушительный наркотик, поработил, конечно же, человеческую душу, растлил невинность и погубил детство. Он поистине всемогущ: мне никогда так и не удалось никого, даже одного-единственно-го человека убедить не пить его.

То, что мисс Маевска его не пила, было чистой удачей. Но если бы и пила, то, может быть, перестала бы, потому что по-настоящему меня любила.

Констанция пила его, поначалу втайне. А Марлиз… Хотя, конечно, Марлиз не станет пить его дома, она пьет его каждый день, по нескольку раз – эспрессо, капучино и бог знает что там еще. Полагая это вполне нормальным и невинным, она пьет кофе с четырех лет. Для нее это так же просто, как дышать. По внутренним каналам ее великолепного тела, которому я никогда не мог противостоять, течет кофе, неся с собой порчу, хотя это не сразу и заподозришь. Когда мы впервые поцеловались, я даже не почувствовал его вкуса. Но он там, он творит свое черное дело, и это ужасно.

По всему миру люди пьют его, слепо и бездумно, миллионами, сотнями миллионов, миллиардами. И он им нужен, они думают, что не могут без него обойтись, а меж тем кофе не пища, и не вода, и не кислород. Никто никогда не откажется от него ради меня или кого-нибудь еще. Он могущественнее, чем любовь.

Тот вудуист со всеми своими снадобьями – ничто по сравнению с эспрессо и капучино, которые сильнее всех религий мира, вместе взятых, и, возможно, сильнее самой человеческой души. Даже он ежедневно потреблял множество чашек кофе после того, как меня позорно прикатили в приемный покой.

Вонь за завтраком, обедом и ужином стоит возмутительная. Люди не могут без него даже есть. Не могут без него проснуться. Многие без него не могут уснуть. И, говоря о нем, используют местоимение «мой». «Мой кофе». Один по меньшей мере раз я накричал на официантку, которая подошла ко мне и спросила:

– Желаете ли теперь свой кофе?

– Мадам! – сказал я. – Нельзя чесать всех под одну гребенку! Вы слишком много на себя берете! То, что вы и большинство остальных людей в этом мире стали завзятыми наркоманами, еще не означает, что я такой же!

Хотя я предпринимал тысячу попыток организовать борьбу, хотя в качестве модели я избрал французское Сопротивление, которое в конечном счете добилось успеха, нет у меня ни единого союзника, ни единого друга, и я обречен на неудачу.

Единственная моя сила – это память, ибо в памяти я очищаюсь, в памяти я предстаю перед высшим судьей, там, высоко над облаками и атмосферными помехами, как будто на залитых солнцем полянах в саду Нитероя, где все безмятежно, а мир внизу предстает прохладным и голубым.