Шопоголик на Манхэттене - Софи Кинселла

Мы останавливаемся у старого желтого здания, и я с любопытством разглядываю его в окно. Вот он, значит, какой – монастырь. С виду ничего особенного, больше похож на школу или обычный дом. Я даже подумываю, а есть ли смысл вообще выходить из машины, как вдруг вся напрягаюсь, потому что вижу ее. Это же настоящая живая монахиня. Идет мимо машины – в черной рясе, с белым апостольником на голове, короче, при всех причиндалах. Настоящая монахиня в своей среде обитания! Причем ведет себя совершенно естественно. Она даже не посмотрела на такси. Ноль внимания. Представляете, как на сафари!

Я выхожу, расплачиваюсь с таксистом и, подгоняемая волнением и любопытством, направляюсь к массивной входной двери. Вместе со мной входит какая-то пожилая дама. Она шагает уверенно – явно знает дорогу, и я семеню за ней по коридору, ведущему во внутренний двор. Как только мы оказываемся в монастыре, меня охватывает благоговение, близкое к эйфории. Может, на меня так действует насыщенный благовониями воздух или органная музыка, но что-то со мной явно творится.

– Благодарю, сестра, – между тем говорит пожилая дама монашке и направляется к часовне. А я стою как вкопанная.

Сестра. Вот это да.

Сестра Ребекка.

И черная, струящаяся ряса, а лицо такое просветленное-просветленное.

Сестра Ребекка из монастыря Святой…

– Деточка, у вас потерянный вид, – раздается голос у меня за спиной, и от неожиданности я подпрыгиваю. – Вы хотели посмотреть Бевингтонский триптих?

– Ой, да… конечно.

– Вон там, – указывает монахиня, и я следую за пожилой женщиной, направляющейся к стене часовни. Надеюсь, мне сразу удастся угадать, что же представляет из себя этот самый триптих. Может, статуя? Или… гобелен?

Но, подойдя поближе, обнаруживаю, что старушка, задрав голову, смотрит на огромные витражи. Да, должна признать, они прекрасны. Вот тот синенький, в середине, – очень впечатляет. Очень!

– Бевингтонский триптих, – вздыхает женщина, – разве его можно с чем-то сравнить?

– Обалдеть, – благоговейно выдыхаю я. – Красота.

И правда, красота. Что еще раз доказывает – настоящее произведение искусства не может остаться незамеченным. Гениальное творение. А ведь я даже не знаток.

– Потрясающие цвета, – шепчу я.

– А какая тонкая работа, – восхищается старушка, стискивая ладони. – Несравненная красота.

– Несравненная, – вторю я.

Я как раз хотела показать ей на удивительную радугу, которая мне особенно приглянулась, как вдруг осознаю, что мы со старушкой изучаем совершенно разные вещи. Она пялится на какую-то деревянную фиговину, которую я даже не сразу увидела.

Как можно незаметнее я поворачиваюсь к этой деревяшке и чувствую укол разочарования. Вот это и есть Бевингтонский триптих? Но он даже не симпатичный!

– А вот этот кошмар викторианского стиля, – вдруг яростно говорит старушка, – настоящее преступление! Эта жуткая радуга! Разве не ужас? – тычет она в мой голубой витраж.

– Да уж, – поспешно соглашаюсь я. – Просто шокирует, правда? Ужасно… Знаете… я, пожалуй, пойду, прогуляюсь.

И я быстро сматываюсь, пока она не успела еще на чем-нибудь меня подловить. Пробираюсь украдкой к деревянным скамьям для прихожан, размышляя, что же мне делать дальше, как вдруг замечаю в углу еще один крохотный придел.

«Духовное убежище, – написано на двери, – место, где можно тихо посидеть, помолиться и узнать больше о католической вере».

Я осторожно просовываю внутрь голову, стараясь не скрипеть дверцей, и на какое-то время от благоговейного страха теряю дар речи. Это что-то удивительное. Тут такая атмосфера – тихо и спокойно. Одно пребывание здесь наполняет меня чувством святости и духовного очищения. Я смущенно улыбаюсь монахине, которая отложила свое рукоделие и смотрит на меня, словно ожидая, что я сейчас заговорю.

– Мне очень нравятся ваши свечи, – почтительно шепчу я. – Они у вас из магазина «Абитат»?