Горбун - Поль Феваль (1857)

Регент, чье сознание изрядно было подпорчено поначалу дурным воспитанием, затем разного рода излишествами, легко попал, как говорится, в ловушку заманчиво прекрасных миражей финансовой поэмы. Лоу, казалось, сам возник из золота и был способен все превращать в золото. Одним из важных психологических рычагов, которыми Лоу воздействовал на умы французов, был созданный им миф о том, что в Луизиане, (Северная Америка) имеются несметные залежи драгоценных металлов. В действительности же несколько времени спустя однажды настал день, когда каждый финансово зависимый от Лоу человек, будь то биржевой спекулятор, или просто владелец ассигнаций, акций и т. п. оказался сидящем на сундуке набитом ценными бумагами, при этом не зная, на что купить хлеба. Этакий Мидас XVIII века.

Однако наш рассказ не дойдет до того момента, когда случится кризис порожденный пресловутым шотландцем, кстати сказать не играющим никакой роли в данном повествовании. Как бы то ни было, пока что деятельность Лоу протекала блестяще. В сентябре 1717 вновь выпущенные акции «Индийской Компании», (их называли «дочками», в отличие от выпущенных ранее и носивших название «матери»), продавались по пятьсот ливров при номинале сто. Появившиеся несколькими днями позднее «внучки» имели не меньший успех. Наши предки оспаривали друг у друга право за 500 ливров звонкой монетой купить пачку невзрачных сереньких кредиток, в сумме составлявших всего одну тысячу. Тогда еще никто не знал, что через три года эти чванливые бумажки будут продаваться по 15 су за сотню. Из них сделают бигуди и какая-нибудь модница, желая иметь прическу а – ля болонка, накрутит себе перед сном и укроет ночью чепцом эдак с полмиллиона бумажных ливров.

Филипп Орлеанский проявлял к Лоу удивительную терпимость. Впрочем, мемуаристы утверждают, что терпимость эта была небескорыстной. Каждый новый выпуск акций Лоу сопровождал приношением жертвы, то есть отдавал изрядный куш в пользу королевского двора. Высшие вельможи с тошнотворной алчностью оспаривали один у другого эту подачку. Аббат Гийом Дюбуа, (в то время он еще не был архиепископом Камбрейским(1720 г.), и пока не стал кардиналом и академиком (1722 г.), но уже был назначен послом в Англию (1717 г.)), просто обожал акции Лоу; не важно, были они «матерями», «внучками» или «дочками».

Не будем останавливаться на нравах того времени. О них и так сказано достаточно. Упомянем лишь о том, что двор и столица с каким то неистовым легкомыслием стремились наверстать упущенное за последние годы царствования Людовика XIV, годы, отмеченные напускной строгостью и аскетизмом.

Париж как будто превратился в одно гигантское увеселительное заведение: некую помесь кабаре, казино и всего прочего. Если только великую нацию можно очернить, то нет более удобного способа, чем вспомнить об этом дурнославном периоде регентства. В дальнейшем понадобились действительно великие свершения, чтобы память о грязных пятнах на репутации державы постепенно поблекла.

Итак, было осеннее утро. Хмурое и холодное. По улице Сэн Дени группами двигались разнорабочие. Здесь были плотники, столяры, каменщики, – все они несли на плечах свои инструменты и необходимое для дела снаряжение. Они шли из квартала Сэн Жак, заселенного в основном мастеровым людом и все или почти все сворачивали в улочку Сэн Маглуар. В ее середине, почти напротив церкви того же имени, (некогда возведенная в центре приходского кладбища, она сохранилась и по сей день), раскинулся величавый портал. С обеих сторон к нему примыкали высокие каменные прорезанные узкими бойницами стены. Их вершину укрывала двухскатная, обитая медными листами, крыша, на которой через равные промежутки были укреплены гипсовые скульптуры.