Фея Альп - Элизабет Вернер (2015)

— Право, вы слишком многого хотите от моей памяти, господин Гронау! Я не в состоянии держать в голове всех, кого знал в молодости, и в данном случае не могу припомнить даже этого имени.

— Не можете? Ну, так я помогу вашей памяти. Я говорю об инженере Бенно Рейнсфельде, изобретателе первого горного локомотива.

Глаза двух мужчин встретились. Нордгейм понял, что эта встреча не простая случайность и перед ним враг: в его, казалось бы, невинных словах крылась угроза. Надо было только узнать, в самом ли деле опасен этот человек, так внезапно появившийся после многих лет отсутствия, или же все сводилось к обыкновенному шантажу, основанием для которого служило какое-нибудь воспоминание из давнего времени. Нордгейм предполагал последнее и потому хладнокровно возразил:

— Вам дали неверные сведения: первый горный локомотив изобрел я, как доказывает мой патент.

Гронау вдруг поднялся; его смуглое лицо еще больше потемнело, видно было, как кровь прилила к загорелым щекам. Он составил себе подробный план действий и заранее обдумал, как именно нападет на противника, загонит его в тупик и поставит в безвыходное положение, но при встрече с такой наглостью все мудрые намерения разлетелись в прах, и негодование честного человека взяло верх.

— И вы смеете говорить это мне в лицо? — крикнул он с гневом. — Мне, присутствовавшему при том, как Бенно показывал и объяснял свой проект, а вы хвалили и восхищались им? Или память и тут вам изменяет?

Нордгейм спокойно протянул руку к звонку.

— Уйдете вы добровольно, господин Гронау, или я должен позвать прислугу? Я не намерен терпеть оскорбления в собственном доме.

— Советую вам оставить звонок в покое! Предоставляю вам на выбор: или то, что я хочу сказать, будет сказано здесь, с глазу на глаз, или то же самое будет сказано перед целым светом. Если вы откажетесь слушать, меня выслушают всюду.

Угроза не осталась без действия. Нордгейм медленно снял руку со звонка. Он видел, что нелегко будет справиться с этим решительным, энергичным человеком, и предпочел не раздражать его больше.

— Ну, хорошо, что же вы хотите сказать?

— Только то, что ты — мошенник!

Нордгейм вздрогнул, но в следующую секунду воскликнул:

— А, так вы смеете!..

— О да, смею! И я еще не на это осмелюсь, потому что одними словами такого дела не уладишь. Бедняга Бенно не умел постоять за себя, он опустил голову под ударом и, пожалуй, больше страдал от мысли, что его любимейший друг изменил ему, чем от самой измены. Будь я здесь в то время, ты не отделался бы так дешево. Не трудись корчить возмущенную физиономию! Меня не проведешь, я знаю правду, и мы одни, тебе нечего стесняться. Вся штука в том, что ты ответишь, когда я при всех брошу тебе в лицо это обвинение.

В волнении Гронау отбросил церемонии и перешел на прежнее «ты». Нордгейм не пытался больше сдерживать его, но, вероятно, чувствуя себя все-таки в безопасности, ни на минуту не отказался от высокомерного тона.

— Что я отвечу? — сказал он: — «Где доказательства?»

— Я не сомневался, что ты так ответишь! — горько усмехнулся Гронау. Потому-то я и не пошел к тебе сейчас же, как только узнал в Оберштейне от сына Рейнсфельда о твоей ловкой проделке, а отправился искать следы. В эти три недели я был везде — и в столице, и в местечке, где Бенно жил последние годы, и даже в нашем родном городе.

— Что же, доказательства нашлись?

Вопрос звучал уничтожающей насмешкой.