Фея Альп - Элизабет Вернер (2015)

С тех пор между родственниками стало заметно охлаждение. Они виделись все реже и реже писали друг другу, пока постройка железной дороги в горах и необходимость приобрести для этого имение Тургау не заставили Нордгейма приехать в Волькенштейнергоф.

Приблизительно через неделю после визита Тургау в Гейльборн доктор Рейнсфельд опять шел по дороге в Волькенштейнергоф, но на этот раз не один: рядом с ним шел Эльмгорст.

— Вот уж и не снилось мне, Вольфганг, что судьба сведет нас здесь, — весело произнес молодой врач. — Когда мы расставались два года назад, ты смеялся над тем, что я еду в глушь, как тебе угодно было выразиться, а теперь сам явился сюда.

— Для того чтобы внести в эту глушь культуру, — договорил Вольфганг. — Ты, кажется, отлично чувствуешь себя здесь, прочно обосновался в этом жалком гнезде, где я тебя откопал, Бенно. Я же работаю тут только для будущего.

— По-моему, ты мог бы быть доволен и настоящим, — заметил Бенно. — В двадцать семь лет — уже старший инженер! Твои коллеги вне себя от ярости по поводу твоего назначения. Берегись, Вольф: ты попал в осиное гнездо.

— Ты думаешь, я боюсь осиных жал? Разумеется, они уже дали мне себя почувствовать, но я объяснил этим господам, что не расположен позволять ставить на моей дороге сверхкомплектные препятствия и что они должны уважать в моем лице начальство. Если они хотят войны — я не боюсь ее.

— Да, ты всегда был воинственной натурой, а я бы не выдержал, если бы мне пришлось постоянно находиться на военном положении.

— Представляю! Ты остался прежним миролюбивым Бенно, который никогда не мог сказать кому-либо дурное слово, и которым его возлюбленные ближние, разумеется, помыкали при каждом удобном случае. Сколько раз я говорил тебе: с этим в жизни недалеко уйдешь, а ведь надо подвигаться вперед.

— Вот ты и подвигаешься в сапогах-скороходах, — ответил Рейнсфельд. — Говорят, ты признанный фаворит всемогущего председателя Нордгейма. Я недавно опять с ним встретился, когда он приезжал в Волькенштейнергоф.

— Опять? Разве ты вообще его знаешь?

— Да, с детства. Он был дружен в молодости с моим отцом, они вместе учились, Нордгейм чуть не каждый день бывал у нас. Сколько раз я сиживал у него на коленях, когда он проводил у нас вечера.

— В самом деле? Надо надеяться, ты напомнил ему об этом при встрече?

— Нет. Барон Тургау не назвал моей фамилии.

— А ты, разумеется, тоже этого не сделал! — со смехом воскликнул Вольфганг. — Это на тебя похоже! Случай доставляет тебе знакомство с влиятельным человеком, которому стоит сказать лишь слово, и ты получишь отличное место, а ты даже не назвал своего имени! Придется мне наверстать упущенное, в первый же раз, как увижу Нордгейма, скажу ему…

— Пожалуйста, не делай этого, Вольф! — поспешно перебил его Бенно. — Лучше ничего не говори.

— Но почему же?

— Потому что… этот человек достиг такого высокого положения, может быть, он не любит, чтобы ему напоминали о том времени, когда он был еще простым инженером.

— Ты несправедлив к нему: он гордится своим скромным происхождением, как всякий дельный человек, и, наверное, не откажется вспомнить друга юности.

— Боюсь, что эти воспоминания будут для него неприятны: позднее между ними что-то вышло, что именно — я никогда не мог узнать, но знаю, что разрыв был полный. Нордгейм никогда больше не переступал порога нашего дома, а отец избегал даже произносить его имя. Они совершенно разошлись.

— В таком случае ты, конечно, не можешь рассчитывать на благоволение Нордгейма, — сказал Эльмгорст с разочарованием. — Насколько я его знаю, он никогда не простит обиды.

— Да, кажется, он стал невероятно высокомерен и властолюбив. Меня удивляет только, как ты с ним ладишь: ты не очень-то любишь гнуть спину.