Фея Альп - Элизабет Вернер (2015)

Волнистый туман становился все гуще; он подымался из всех долин, струился из всех ущелий и окутывал леса и луга влажной мантией. Склоны Волькенштейна, исполинская отвесная стена уступа потонули в клубящейся дымке, и только ледяная пирамида вершины, совершенно чистая, выступала из нее.

Высоко наверху, на этой вершине, одиноко стоял Вальтенберг, которому удалось-таки сделать то, что считалось невозможным. Его изорванная одежда носила следы страшного путешествия, руки, изрезанные острыми краями льда, за который он хватался при подъеме, были в крови, но он стоял с высоко поднятой головой на вершине, на которую до него не ступала нога человека. Он дерзнул подняться к заоблачному трону феи Альп, приподнять вуаль повелительницы ледяного царства и заглянуть ей в лицо.

Это лицо было прекрасно, но жуткой, призрачной красотой, ослепляющей смелого путешественника. Вокруг него и у его ног не было ничего, кроме льда и снега, застывшей белой массы глетчера, изорванной, изрытой, но сверкающей сказочным великолепием. В ледяных расщелинах мерцал то зеленоватый, то темно-голубой свет, как в морских волнах, а ослепительно-белая снежная мантия, одевшая все зубцы и выступы, сверкала мириадами огненных искр.

И над всем этим вздымался купол неба такой кристальной чистоты, такой лучезарной голубизны, как будто оно стремилось излить весь свой свет на древний легендарный трон гор, на хрустальный дворец феи Альп.

Эрнст глубоко вздохнул. В первый раз он не чувствовал тяжелого бремени, так долго давившего его. Мир с его любовью и ненавистью, с его бурями и страстями лежал далеко внизу, исчез в море тумана, заполнившем все углубления. Только горные вершины одни выглядывали из него, как острова среди необъятного океана, тут два-три темных каменных зубца, там ослепительно-белая шапка, дальше целая вереница выступов. Все это казалось бесплотным, призрачным, плавающим и качающимся на поверхности моря, которое, беззвучно волнуясь и переливаясь, подымалось все выше. Кругом царило молчание смерти: среди вечного льда не было жизни.

Но в этой пустыне билось пылкое сердце человека, бежавшего от мира и его скорби, искавшего забвения здесь, наверху, и принесшего сюда с собой свое горе. Пока опасность держала его нервы в состоянии напряжения, пока цель еще манила вперед, мучительная боль в его душе молчала. Старый волшебный напиток, уже столько раз испытанный Эрнстом, — наслаждение, неразрывно связанное с риском, обаяние мощных картин природы и чувство безграничной свободы, опять ему возвращенной, — оказал свое действие и на этот раз.

Он опять чувствовал его опьяняющее влияние, и среди ледяной пустыни им овладела жгучая тоска по солнечным странам, которые с давних пор были его истинным отечеством; там он мог забыть и выздороветь, там он мог опять жить и быть счастливым.

Море тумана поднималось все выше, медленно, беззвучно, неудержимо; вершины исчезали одна за другой, зубцы их ныряли в таинственные серые волны, которые, как воды потопа, поглощали все, принадлежащее земле. Только ледяная пирамида Волькенштейна одна еще высилась среди них, но ее великолепный блеск померк вместе с солнечным светом, уже не заливавшим ее более.

Одинокий мечтатель содрогнулся от резкого ледяного дыхания, коснувшегося его. Он огляделся. Голубое небо исчезло, над его головой волновалась теперь белая дымка, и вокруг все тоже начинало затягиваться туманом.

Эрнст достаточно наслушался предостережений проводников и знал, что означают эти признаки. Вместе с опасностью к нему вернулись и силы. Он начал спускаться, медленно, осторожно, нащупывая место для каждого шага. Туман скрывал дорогу и пронизывал его ледяным холодом, все-таки он шел вперед, не останавливаясь, стараясь придерживаться следов, оставленных им на снегу, но отыскивал их с трудом и не раз сбивался с дороги, да и переутомление начинало давать себя чувствовать.