Давай отпразднуем развод - Лаура Дейв (2008)

– В детстве мы с мамой иногда приходили сюда по субботам и наблюдали за свадьбами. Меня всегда поражало, что все выдерживали до конца церемонии. Никто не вставал и не уходил, не менял решения в последнюю минуту. Думаю, я всегда ждала такого поворота событий. Разве не ужасно? Разрушенная жизнь ради моего развлечения?

– Кажется, человеку это свойственно, – замечает Мэгги.

– Возможно.

Мэгги более пристально смотрит на Джорджию.

– Вы с Дэнисом не обсуждаете свадьбу?

На нее точно повлиял абсент. Раньше она бы испугалась задать такой вопрос, если бы хорошенько подумала. Джорджия медленно качает головой:

– Нет. Дэнис хочет дождаться рождения ребенка.

– Чтобы пожениться?

– Чтобы поговорить.

Джорджия тянется к бутылке и берет ее у Мэгги. Вдыхает запах абсента и отдает бутылку обратно.

– Слышала афоризм Оскара Уайльда «Все женщины со временем становятся похожи на своих матерей»? Вроде это он сказал. Знаешь цитату? «Все женщины со временем становятся похожи на своих матерей. В этом их трагедия».

Мэгги снова чувствует резкую боль в сердце. Слово «мама» напоминает ей о том, чего у нее никогда не было. Сколько лет должно пройти после ее ухода, двадцать или больше? Имеет ли какое-то значение слово «должно»? Нет смысла отрицать прошлое. Мать ушла и так и не вернулась, а Мэгги не сделала ничего, чтобы ее разыскать. Или отпустить. Возможно, в этом и есть разница, признать которую Мэгги боится.

– Я недавно над этим размышляла, – говорит Джорджия. – Я люблю маму, но я немного волнуюсь, что слова Уйальда – правда. – Она смотрит на Мэгги. – Думаешь, правда?

Мэгги качает головой. Если они станут похожими на матерей, тогда Мэгги рано или поздно бросит людей, которые ее любят больше всего на свете. Она решит, что ей слишком тяжело, или неудобно, или сложно, и уйдет. Но разве она не поступает так постоянно? Всегда. Именно Мэгги всегда уходила, находя всевозможные предлоги – карьера или что-то еще, – даже когда искать было особо не надо.

– Надеюсь, что нет, – отвечает она.

– Я тоже, но думаю, ему всегда было трудно с нами общаться. Мы все смирились с этой его чертой. Таким он был всегда. Ему всегда хотелось побыть одному и почувствовать себя не зацикленным на семье. И знаешь, мама всегда его защищала. Всегда его поддерживала.

Мэгги только через пару минут понимает, что Джорджия говорит о Томасе. О том, как видит бывшие отношения матери и отца.

– Меня волнует, что мама делала так неосознанно. Ее никогда не заботило собственное пространство, свои потребности, ей несложно было сказать «вашему отцу нужно то-то и то-то». Словно в ее обязанности входило заставить нас понимать отца. А не в его. – Джорджия замолкает. – Не хочу такой быть.

– Какой?

– Всегда стараться.

Мэгги смотрит на Джорджию, которая начинает двоиться. То ли от неудачной попытки Мэгги сконцентрироваться, то ли от затуманенного абсентом взгляда – или от того и другого. Мэгги глубоко вздыхает, усиленно моргает и смотрит на небо: голубизну сменяет тьма.

– Боишься, что так и есть? – спрашивает Мэгги.

– Нет, – отвечает Джорджия. – Боюсь, что так думает семья.

Мэгги удивленно смотрит на собеседницу:

– Какая разница, что они думают?

– Боюсь, они меня убедят.

Мэгги держит бутылку, наливает в стопку четверть глотка – даже не четверть, а чайную ложку. И поднимает вместо ответа. Затем передает Джорджии.

Джорджия выпивает.

– Боже, я знала, что ты меня успокоишь, – говорит она и вытирает рот. – В тебе есть что-то такое всезнающее, опытный взгляд. «Я так великодушна к тому, что люблю в людях».

– Вау! – восклицает Мэгги. – Могу только представить, что бы произошло, если бы я налила тебе целую стопку.