– С тех пор как ты вышла за Гриффина, ты сама не своя. Даже путешествовать не хочешь. А с Ником у тебя была полная свобода.

Свобода. Опять это слово. Все, включая меня, думают, будто мне нужно полное отсутствие границ, возможность в любой момент сорваться с места и поехать куда угодно. Но может, я просто не понимаю, что такое настоящая свобода? Может, это значит не стремиться вовне, а углубляться вовнутрь?

– Получается, речь о тебе? – спросила я. – О том, чего ты для меня хочешь?

– Нет, речь о том, чего ты сама для себя хочешь. Я просто говорю, что Гриффин всего лишь твой первый муж. Необязательно ему же быть и последним!

Питер отвернулся к окну, явно считая, что разговор окончен.

– Эффектная заключительная реплика, – язвительно заметила я.

– Послушай, любовь моя, можешь меня презирать, но вот что я думаю. У вас с Гриффином… все как-то слишком запутанно.

– Что ты имеешь в виду под словом «запутанный»?

– Запутанный – сложный, маловразумительный. С трудом поддающийся разрешению, уяснению, пониманию.

При одном упоминании о Гриффине в груди у меня что-то сжалось. Возможно, потому, что я никак не могла в себе разобраться. В Массачусетсе я постоянно была растерянна и сбита с толку. Почему же здесь, на другом конце света, я так остро испытывала нечто совершенно иное? Чувство, которого раньше не знала, – тоску по дому?

– И нечего на меня злиться просто потому, что хочешь с ним увидеться.

Я бросила на Питера негодующий взгляд:

– Не хочу я с ним видеться!.. Подожди, ты о котором из них?

– Сама знаешь о котором.

– Вообще-то нет.

Он сжал мою руку:

– Это же очевидно!

33

Той ночью я никак не могла уснуть.

Вот что связывало нас с Гриффином: одно увольнение, одно испорченное открытие ресторана, предложение руки и сердца от другого мужчины. Ни значительных поездок, ни дней рождения, по одной неловкой встрече с родителями друг друга. Холодный, ветреный, маленький городишко, где у меня нет ни шансов найти работу, ни будущего, зато имеется чокнутый брат мужа, полный дом скучающих по матери близнецов и пятьсот испорченных фотографий. Где слишком холодно, чтобы выходить на улицу после пяти, и слишком шумно, чтобы оставаться в четырех стенах. Где у моего мужа (если, конечно, он все еще себя таковым считает) есть бывшая девушка, красавица и рукодельница, есть мать, которая на дух меня не переносит, и новый безымянный ресторан. Где так беспредельно тихо, что слышны все мои страхи: а вдруг я выбрала эту жизнь, повинуясь минутному порыву? А вдруг я не смогу забыть свою прежнюю любовь? Вдруг не смогу забыть того, кто теперь предлагает дать мне все – впервые в жизни…

А еще во мне росло чувство, что лишь раз в жизни кто-то способен полюбить нас не за то, кто мы есть, а за то, кем нам только предстоит стать. И если мы потеряем его, променяв на новую работу, новый город, бывшего возлюбленного, который предлагает жить долго и счастливо до скончания дней, вместе с ним мы потеряем и шанс стать лучше.

34

В следующее воскресенье, за день до отъезда Ника из Лондона, я отправилась на вечернюю прогулку по городу. На мне были поношенные спортивные штаны и купленное в Массачусетсе пальто со стразами. Несмотря на дождь, я отошла довольно далеко от дома, не желая себе признаться, что иду на восток – в сторону вокзала Виктория и того района, где живет Ник и где я могу случайно его встретить. В конце концов я действительно оказалась в Пимлико, перед популярным гастропабом «Ориндж».

Я не собиралась никуда заходить и выставлять на всеобщее обозрение свое усыпанное блестящими сердечками пальто, но все-таки зашла и, хотя в пабе было полно народу, даже отыскала себе место у стойки, которое, как по заказу, только что освободила пожилая семейная пара.