Капризы юной леди - Вернер Элизабет (2016)

– Я вижу и очень сожалею, что помешал. – В голосе Германа, за минуту перед тем звучавшем так тепло и ласково, слышалась теперь ледяная холодность. – Я хотел кое о чем переговорить с тобой, но это дело серьезное и требует серьезного настроения. В данную минуту у тебя, конечно, нет ни времени, ни настроения. Прощай!

– Герман, что за тон! – воскликнул раздраженный поручик. – Если ты осмелишься хоть одним словом или взглядом оскорбить эту девушку, то…

– То ты вызовешь меня на дуэль? В этом нет никакой надобности. Ты сам отвечаешь за то, что делаешь. – Вслед за тем Зигварт церемонно поклонился Траудль. – Простите меня за мое внезапное вторжение. Но я думал, что поручик Гунтрам дома один. Я немедленно удалюсь.

Траудль поняла и его взгляд, и его тон.

– Господин архитектор! – воскликнула она.

– Что прикажете, баронесса?

Траудль подошла к Зигварту. Ее нежная фигурка точно выросла, но в голосе слышались сдержанные слезы.

– Вам кажется неприличным, что я здесь одна в такой поздний час? Не правда ли?

Зигварт, смягчившись, ответил:

– Вы еще очень молоды, баронесса, и не понимаете значения того шага, к которому вас побудили, но Адальберт понимает это, и потому вся ответственность падает на него.

– Он ни к чему не побуждал меня, – воскликнула Траудль, – но я знала, что он хочет умереть, и потому пришла сюда. И если бы даже весь мир осудил меня, я все-таки пришла бы!

– Адальберт! – в ужасе воскликнул Зигварт.

Гунтрам молчал, опустив глаза, и его молчание лучше всяких слов подтвердило слова девушки.

– Простите меня, баронесса, – сказал Зигварт совсем другим тоном. – Мы до такой степени погрязли в этикете и предрассудках, что не можем сразу поверить в свободный и благородный порыв. Я оскорбил вас и могу только умолять простить меня. Вы хотели спасти Адальберта?

– Он говорил, что для него уже нет спасения, что он все равно должен умереть, вот и я хотела умереть вместе с ним.

Герман, очевидно, убедившись в искренности ее слов, почти с угрозой спросил Адальберта:

– И ты мог бы допустить это? Да ведь это было бы преступлением! Но скажи мне, ради бога, почему ты решился на такой отчаянный шаг? Ведь не из-за той же злополучной истории между твоим отцом и мной? Я пришел именно для того, чтобы уладить с тобой это дело.

– Не только из-за этого. Я… нет, я не могу признаться в этом второй раз! Прочти вот это письмо и ты все узнаешь.

Гунтрам бросился в кресло и закрыл лицо руками.

Зигварт подошел к письменному столу. Лежавшие на нем два письма и револьвер доказали ему, насколько серьезно все обстояло. Он вскрыл адресованное ему письмо и, пробежав первые строчки, прошептал, глубоко потрясенный:

– Бедный Адальберт!

Траудль снова подошла к Адальберту, но ее глаза с пробудившейся надеждой устремились на Зигварта, который, медленно складывая письмо, произнес:

– Да, пережить это очень трудно, но, как бы то ни было, ты должен все это вынести.

– Как! Этот позор? Нет, этого не могу. Сегодня вы мне помешали, но не можете же вы в другой раз помешать мне умереть.

– Ты не должен желать смерти. Побольше мужества, Адальберт! Здесь стоит твоя смелая невеста, не желающая расстаться с тобой даже в смерти. Для нее ты обязан жить!

– Не возвращай меня насильно к жизни! – горячо воскликнул Адальберт. – Для меня потеряно все и навсегда.

– Уговорите его, – обратился Зигварт к девушке, – он должен обещать вам отказаться от своего ужасного намерения, а мы попытаемся прийти ему на помощь.

– Адальберт, слышишь, твой друг хочет помочь нам! – В Траудль внезапно пробудилось доверие, и она тихо прибавила: – Мы оба еще так молоды и так хотели бы жить!

Мучительный вздох вырвался из груди Адальберта. Он не верил ни в спасение, ни в помощь, но этот призыв к жизни, звучавший горячей мольбой, нашел доступ к его сердцу.

– Я попытаюсь, – устало проговорил он.